Вице-президент Бэрр - [4]

Знатное нью-йоркское имя на мгновение отвлекло мадам.

— Скайлер?

Прежде чем я успел объяснить, что я не из тех Скайлеров[5], Бэрр полностью завладел положением, как и ее рукой, которую он исхитрился поднести к губам, продолжая говорить своим низким, хорошо поставленным, гипнотическим голосом.

— Доктор Богарт — мой старинный друг, священнослужитель, известный всем нам во времена Революции. Патриот, человек святой и правдивый… — Доктор Богарт оцепенело внимал этому панегирику. — Близкий друг генерала Вашингтона — а ведь у него не было друзей — согласился обвенчать нас. Сегодня. Сейчас.

— Полковник Бэрр! — Мадам Джумел не уступила бы лучшим актрисам Парк-тиэтр. Она попыталась высвободить руку, что ей не удалось, попыталась подняться выше по ступенькам, ее удержали. Она воззвала к помощи дворецкого, лакея, но верные слуги ответили нервными смешками и отвели глаза. Примерно через восемь минут, если верить часам, стоявшим в холле (подаренным ей Наполеоном Бонапартом, сказала она нам позже), Элиза Боуэн-Джумел согласилась стать мадам Аарон Бэрр.

Теперь, изрядно раскрасневшаяся, мадам приказала подать виски себе и нам мадеру. Затем, словно по заранее условленному сигналу, к нам присоединились Нелсон Чейз с супругой Мэри Элизой, племянницей мадам Джумел (правда, поговаривали, будто она плод одного из прежних союзов мадам). Нелсон Чейз — толстый и глупый молодой человек; он совершенно без ума от полковника Бэрра. Больше года он связан с нашей конторой и делает вид, что занимается юриспруденцией. С Мэри Элизой я раньше не был знаком; она приятная, не хорошенькая, но очаровательная. Нет нужды объяснять, что она не блистает, но может ли какая-нибудь женщина блистать в присутствии великолепной мадам Джумел?

Полковник и мадам (язык не поворачивается назвать ее мадам Бэрр) обвенчались в маленькой гостиной слева от главной залы. Нелсон все твердил: «Потрясающе, потрясающе!» Мне кажется, он нашел верное слово. За короткой церемонией последовал великолепный ужин в столовой. Очевидно, догадливый повар мадам предвосхитил то, чего не предвидела его хозяйка: что она уступит неожиданному, хотя и заранее объявленному натиску полковника.

Я впервые увидел полковника Бэрра «в обществе». До сих пор я видел его только в конторе — и, разумеется, в суде. Он ведет теперь не так уж много дел: некоторые судьи все еще чувствуют себя обязанными мстить за смерть Александра Гамильтона, грубя его убийце. Когда я последний раз видел полковника в суде, судья раскопал — если сам не выдумал — какой-то невразумительный закон штата. «Неужели вы не знаете этого закона, мистер Бэрр? — рычал судья. — Вы не знаете?»

Когда судья наконец умолк, Бэрр ответил сладчайшим голосом: «Нет, ваша честь, я не знаю. Но я слышу».

В этот вечер я впервые лицезрел того легендарного Аарона Бэрра, некогда законодателя нью-йоркских мод, близкого друга германских князей, льва лондонских салонов, человека, которого Джереми Бэнтам считал верхом совершенства. Прислушиваясь к речам полковника, я понимал, как ему удалось покорить три поколения и европейцев, и американцев, как он завораживал и мужчин, и женщин, подобно дьяволу — нет, скорее, Фаусту, для которого все чудесное происходит, чтобы исчезнуть в полночь. О, чего бы я ни отдал, только бы заглянуть в текст той сатанинской сделки и увидеть, какие пункты внес туда дьявол и принял Бэрр, зная, что они не будут иметь юридической силы. И подписал элегантным росчерком. Я не завидую дьяволу, когда он потребует Аарона Бэрра в суд.

Один тост следовал за другим. У меня до сих пор болит голова; перед сном меня путь не вырвало, но я удержался, боясь потревожить любовников. Мадам умеренно накачалась виски. Нелсон был здорово пьян, чем шокировал свою жену, но никого другого.

— Я клялась, что никогда больше не выйду замуж. — Мадам нежно улыбнулась племяннице. — Правда, petite[6]?

— Разумеется, tante[7]!

Тетушка и племянница провели много лет в Париже, где племянницу отдали в школу.

— Когда мой дорогой Стивен…

— Истинный джентльмен, мадам. — Полковник безукоризненно отреагировал на упоминание о своем предшественнике, источнике его нынешнего богатства. — Я полагаю, он был самым достойным человеком своего поколения в этом городе. — Он вовремя остановился, едва не добавив: «в виноторговле». Мадам презирает торговлю.

Она громоподобно высморкалась.

— Никогда себе не прошу, что позволила le pauvre [8], такому старому и слабому, поехать в той колымаге. Когда он tombé[9]… как это сказать?.. свалился оттуда и его принесли ко мне, я считала moi-même[10] виноватой. Ночи напролет я просиживала у его постели, ухаживала за ним, молилась… — Мадам определенно предполагала, что до всех нас дошел слух о том, что однажды темной ночью она сорвала бинты со своего мужа и он умер от потери крови. Зловещие истории липнут к ее имени — как, впрочем, и к имени полковника.

— …и вот, несмотря на мои клятвы, меня победил полковник Бэрр… — Резкий, со смешным акцентом голос мадам властвовал в комнате. — Мужчина, с которым я познакомилась, когда была еще молоденькой девушкой.

— Ребенком, мадам. — Бэрр посмотрел на нее, и я обнаружил нечто новое в его улыбающихся глазах: взгляд собственника, он наконец осознал, что женат на самой богатой женщине города Нью-Йорка.