Виагра для дракона - [194]

   При неблагоприятном исходе боя я рассчитывал спастись, спрыгнув с моста в реку. Разбиться о камни  мне не даст шкура Блаженного Льва, а плавать я, в отличие от кровососов, люблю и умею. Такой вот фри-джампинг без парашута. Идея дурацкая, но других в запасе у меня небыло.

    - У Платона небыло другого выхода. – Исмаил Ага ответил на вопрос своего ученика, еще до того, как он полностью сформулировался. – Мальчик-Демон решил, что умерев за нас, он сможет изменить судьбу. Это не так, наши судьбы написаны Аллахом на занавеси из пламени пред Великим Престолом, и, никто кроме самого Всевышнего, не в силах их изменить.

     Моя судьба – умереть сегодня. Но то, что нам с тобой не пришлось принять смерть, как баранам, на жертвенном столе, - заслуга Платона. Его и твоей дочери, помни об этом мюрид! Все имеет свою цену в нашем мире. Жители кровавого аула сегодня платили по своим счетам. Те, кто пришел по их души, были орудиями в руках Аллаха. И поверь, смерть, принесенная ими, во сто крат легче судьбы, что готовили своим слугам кровососы.

    Не вини свою дочь в том, что она стала тем, кем стала. Она потеряла человеческую природу, но продолжает любить тебя всем сердцем. Девочка-зверь выкупила твою судьбу своей мукой. И не только свое – Лицо старика исказила гримаса боли, он сглотнул слюну и продолжил: - Умение любить и прощать, - это качество Бога, месть, – орудие Шайтана. Когда придет время судить – вспомни и это. Твоя жизнь будет долгой, не превращай ее в Ад, лишая себя любви. А мое время уже пришло, и я хочу умереть джигитом, в бою.

– Шейх умолк, коротко всхрапнул и, прикрыв глаза, уронил голову на грудь. Старик и раньше имел привычку засыпать в самое неподходящее время, иногда, - прямо посреди разговора, и не очень удивил своего мюрида таким поступком.

   Катерина тоже не обратила на внезапный сон дедушки Исмаила особого внимания. С момента, когда Платон их покинул, оборотница вела с Василием тихий, но судя по их оживленной мимике, очень напряженный диалог.

    Уже больше десяти минут прошло с тех пор, как жуткий приятель его дочери покинул машину, а покоя в душе олигарха не наступало. Виктор Сергеевич не мог поверить в реальность событий, произошедших этой ночью. Еще вчера Моталину казалось, что после знакомства с инфернальным психопатом Сатанопуло и кровососущими демонами, его уже трудно чем-то удивить. Но этот «институтский товарищ Кати», как представился юноша по имени Платон, смог это сделать.

    Во-первых, от него в прямом смысле слова веяло ужасом. Нет, не могильных холодом, что излучали навещавшие его камеру упыри. И не той неуправляемой, звериной агрессивностью, которую его родная дочь, ставшая за считанные дни кошмарным чудовищем, подцепила от ублюдка Сатанопуло. От милейшего Платона, который разговаривал почти шопотом и на первый взгляд смахивал на худого, на грани истощения интеллигента-ботаника, прямо-таки смердило смертью. Виктор Сергеевич так и не сумел объяснить себе, с чем было связано это ощущение, но преодолеть его не мог.

   Он даже не сумел поблагодарить Платона, хотя, увидев разрушения, которому подвергся кровавый аул, понял: - чтобы вытащить их с Исмаилом из плена, ребятам пришлось хорошо напрячься. Как именно умеет напрягаться черная пантера с багровым огнем в неестественно огромных глазах, в которой Виктор Сергеевич безошибочно опознал свою дочь, стало ясно очень скоро.

   Крики животного ужаса, быстро сменившиеся предсмертными хрипами, со стороны низкого каменного забора, за который бесшумно скользнула черная тень, не оставляли сомнений: - Катерина стала убийцей ничуть не уступающей в смертоносности хозяевам кровавого аула. Несчастные успели сделать всего несколько выстрелов, да и те не помогли им защититься от кровожадного чудовища, в которое превратил ее проклятый оборотень Сатанопуло.

    И даже Катя, казалось бы, потерявшая в новом обличьи  все нормальные человеческие чувства, испытывала в присутствии инфернального юноши страх. Она, с детства известная своей непокорностью и независимостью задира, беспрекословно слушалась каждого слова «институтского товарища». Его девочка, его Котенок, ставшая теперь дикой кошкой из кошмарного сна, чуть ли не поджимала хвост, стоило Платону бросить в ее сторону недовольный взгляд.

     Впрочем, к «студенту» похожие чуства испытывали все. Водитель их машины при виде него заметно побледнел и осунулся. Юноша по имени Василий, проявлявший в отношении дочери более чем товарищеские чувства, вытягивался «во фронт», внимательно ловя каждое слово.

   Только Измаил Ага, казалось, совсем не обращал внимания на то, с какой тварью свела его судьба. Учитель болтал с «Платошей», как со своим давним приятелем, а Моталин так и не смог выдавить из себя ни одного слова. Казалось, будто старик обращается к демону, в глазах которого то и дело вспыхивали отблески багрового света, как к своему мюриду.

   Такое поведение учителя никак не укладывалось в сложившийся у олигарха образ «суфия - бесстрашного воина Аллаха», не позволяющего себе преклонять колени ни перед кем, кроме Всевышнего. Шейх относился к внушающему ужас полудемону Платону с нежностью, почти с любовью, полностью игнорируя очевидные свидетельства учиненных «мальчиком» в ауле зверств.