Via Baltica - [49]
Просторный зал с высоким облупившимся потолком; на помосте – эстрадный ансамбль. Вечер пятницы. В зале – мужчины, женщины, молодежь. Много военных – от лейтенанта до майора включительно. Нет ни Степашкина, ни Грачева, одни транзитники. Тыловые крысы не ходят в привокзальные кабаки, у них собственные кормушки. Я подсел к моложавой паре и летчику – капитану с голубыми погонами и пропеллерами в петлицах. А может, он и не летчик. Ну теперь погуляем! Казенный молочный суп еще плескался в желудке и требовал мяса. Я выбрал графинчик водки, пиво, салат и кусок свинины. Нет, кофе не надо, я на ходу подправил заказ, увидев насмешку в глазах авиатора. Вместо кофе – еще одно пиво! Парочка о чем-то интимно шушукалась, иногда поднималась потанцевать, возвращалась и вновь начинала шептаться. Капитан заговорил первым, ему было скучно. Поговорили о том, о сем. Наконец принесли карбонад – горячий, с ломтиками жареного картофеля. У меня засосало под ложечкой, будто я голодал неделю. Капитан мне налил мне из своего графина, я ему – из своего. Он был меня старше лет на пять, совсем молодой. Летчики быстрее получают звания, для них существуют другие правила, не те, что ведут по службе хорьков из военкомата. Добрый малый, даром что офицер. Музыкой интересуется, девками тоже, – может, я ему кого присоветую? Нет, я помотал головой, откуда? О службе, понятное дело, ни слова. Болтун – находка для шпиона! – это все знают. Особенно тут, в Прибалтике. Он казался по-своему интеллигентным, сказал, что родился в Питере (я тогда впервые услышал это слово). Только потом, уже разомлев от выпитого, я вдруг заметил, что у него в петлицах не пропеллер и не силуэт самолета, а парашют с крылышками! Десантник. Поймав мой взгляд, он подтвердил: Свой! Воздушно-десантные войска! Орел, как он гордился собой! А я-то разиня: на кителе красовался золотой парашют с белым куполом на темно-синем фоне – знак боевого отличия в десантных войсках. Под тем парашютом располагалась металлическая полоска, на которой я разглядел выгравированное число: 350. Я понял: триста пятьдесят прыжков в неизвестность. Много! – я ткнул пальцем в эту пластинку. За каждый прыжок немалые деньги.
Тысяча для него, небось, пустяки. Еще год или два: выгравируют четыреста или пятьсот, вместо четырех звездочек ввинтят в погоны одну большую – майор! Да? Вроде этого, с удовольствием подтвердил капитан и потрогал седой висок: Прага, ясно? Ага, так вот ты где ты заработал звезды! Пока я в лагере обнимал Люцию, он опускался с неба, как ангел смерти, на чужую столицу. С риском для жизни – тогда ведь никто не знал, будут чехи стрелять или нет. Могли подрезать, как селезня. Он рисковал собой, а я танцевал под липами. Он ходил по золотому городу, сжав короткий штурмовой автомат, а я разбирался с Эльзой, раков ловил на озере и в приятной компании попивал винцо. Некрасиво. Но сейчас, под хорошим градусом, я задал обычный контрольный вопрос: жаль ему чехов? Ведь что они, в сущности, могли в одиночку?.. Боже, как он переменился! Не стоило спрашивать. Побледнел, залпом выпил стакан, наморщился так, что, казалось, заплачет. И тогда, не повышая голоса, только шипя, как рассерженный гусь, он стал проклинать подряд: чехов, фашистов, литовцев с эстонцами – вы все заодно! Постой, а латыши? – я попытался прервать тираду, мне стало занятно, почему он забыл латышей. Чем они лучше? Он ответил: «Я сам латыш, только родом из Ленинграда». Нет, латыши не совсем такие. Попадаются выродки, но все равно они не такие. Слышал ведь про красных латышских стрелков? Конечно, слышал.
Парочка рассчиталась и тихо ушла. На перрон или еще куда, разве важно. Улдис Янсонс продолжал свою агитацию: стоит мне захотеть, и ты, паренек, неприятностей не оберешься. Но хрен с тобой, вы все тут такие, все до единого! Мы пили дальше – молча, беззлобно. Я себя чувствовал виноватым перед чехами, даже перед латышами, но это не слишком мучило. Янсонс махом заплатил за обоих, сотня моя так и осталась нетронутой. Мы простились – Улдис Янсонс поспешил к своему полку в колыбель революции, а я поплелся на Лидскую улицу. Еще не поздно, говорил я себе. Тысяча у тебя в кармане. Возвращайся в больницу, дождись Грачева – и!.. Пути еще не отрезаны. Ша! – я оборвал я трусливый предательский голос, молчи, собака! Хватит! В пивной возле синагоги принял еще сто граммов, взял сигареты, коньяк – разменял первого из десяти Лениных. И отправился к бывшему своему хозяину, который как раз изнывал от похмелья. Мы дернули коньяку – и хозяин рванулся было за водкой на точку у гастронома «Нямунас». За водкой и пивом, а эта роскошь – потом. Я сунул ему свежую сотню. Он вытаращил глаза, но смолчал – дисциплина прежде всего!
