Вьетнамский иммельман - [18]

— Ядерной войны? — переспросил Ашот.

— Ну, неужто вам не рассказывали? — удивился капитан. — Американцы в Турции крылатые ракеты поставили и нацелили на наши города. Мы в ответ разместили свои ракеты с ядерными боеголовками на Кубе. Начнись война — мы бы ими половину Штатов за пять минут сожгли. Почти наверняка без особых последствий для себя… ну, по крайней мере, поначалу. Так вот, почуяли они, чем пахнет ядерный кулак, — и засуетились. Остров блокировали с моря и с воздуха. У нас на радарах постоянно были видны десятки целей. Да и разведчики их поначалу летали как у себя дома. А у нас приказ был — не стрелять… Зло аж брало…

— Почему не стрелять? — изумился Ашот.

— Нельзя было. Понимать надо: чуть что — и могло бы такое начаться… — вздохнул Хваленский. — Если мы с ними в воздухе встречались, они на рожон не лезли, видели, что у нас ракеты подвешены. Ну, а нашу базу в октябре часто прилетали фотографировать. Как по расписанию — в одно и то же время прилетят два истребителя, отснимут базу, крыльями покачают — и к себе. Если видят, что кто-то взлетает — уходят сразу, а так обычно делали один-два прохода. Кубинцы уже коситься начали — мол, чего не сбиваете? А нам огонь открывать запрещают… Ну, до ноября мы еще терпели, а потом накрутили янки хвосты… — Хваленский, глядя в стену, улыбнулся. — Вернее, не все мы, а один из наших пилотов. Возвращался он с тренировочного полета, из вооружения — только учебная ракета. Ей только воробьев пугать… А тут два «Старфайтера» над нашей базой проходят и собираются второй заход сделать. Опять фотографировали, небось, а может, развлекались так — хрен их разберет… В общем, он у них точно в хвосте оказался. Наш руководитель полетов ему и дал команду — атакуй и припугни. Димка не растерялся: прицел включил и тем двоим на хвост сел. Вроде как ракету наводит. У них начинает система предупреждения об облучении орать, они форсажи врубили — и к себе почесали. И больше так нагло себя не вели. И нашу базу не смели фотографировать.

— А при патрулировании встречались с американцами? — спросил Вася.

— Да. Иногда при патрулировании видели их истребители, иногда специально на перехват разведчиков летали. Поднимут нас по тревоге, выйдем в указанный квадрат, а они нас заметят — и уходят в нейтральные воды… Мы, конечно, иногда запрашивали разрешения на уничтожение цели, но нам запрещали. Да и американцам, наверное, тоже приказывали особо не выпендриваться.

— А опознавательные знаки наши были или кубинские? — сменил тему Володя.

— И так, и этак. Сначала с нашими летали, потом ихние нанесли.

— А места там красивые? — поинтересовался Вася.

— Красивые. Взлетишь — и весь остров, как на ладони. Целиком зеленый, тут и там города разбросаны… Ночью летишь — на севере зарево огней во Флориде видно, на востоке, юге и западе — чернота сплошная, — океан… Ха, вспомнилось вот еще… — внезапно усмехнулся капитан. — Было там одно местечко, над которым мы летать побаивались, — крокодилий питомник… Громадный участок джунглей, и речка по нему течет. Мой ведущий все шутил, что там, мол, крокодилов дрессируют, чтобы с американцами воевать… Шутки шутками, но над питомником не летали.

— А кубинцы к вам как относились?

— Да нормально. Рады были, что мы их защищаем. Помню, зашли как-то в магазин, — нам продавец две селедки подарил. Вроде мелочь, а приятно…

— Ага… — вздохнул Ашот. — Сейчас бы селедочки не помешало…

Хлеб для советских инструкторов вьетнамцы выпекали в специально устроенной пекарне, тщательно замаскированной в глубине леса у ручья. А вот с сельдью оказалось сложнее — ее в здешних морях не наблюдалось. Мясо вообще считалось деликатесом и появлялось на столе только по выходным. Хорошо, хоть с чаем проблем не было. Что до вьетнамцев — те вообще в большинстве своем питались рисом, приправленном рыбным соусом.

— Переживем, — хмыкнул Вася. — А с кубинцами трудно общаться было?

— Ну, не сказал бы… — пожал плечами Хваленский. — Как и здесь, часть офицеров по-русски понимала, а так переводчик всегда рядом был. У них там язык основной — испанский, — мы быстро навострились по-ихнему… Простенькие фразы и сами выучили, и понимали немного, когда говорили при нас. Радиообмен чаще всего по-испански вели. На прицел бумажку с командами приклеил — и полетел. А если запутался, и не можешь объясниться, — на русский переходишь. РП с пониманием относились.

— А Фиделя Кастро вы видели? — спросил Володя.

— Ага. Даже фотографировал. Он к нам на аэродром приезжал несколько раз, — то посмотреть на самолеты, то своим кубинцам вручать дипломы… это уже когда мы их переучили на «Балалайки». Один раз на пляже его видел.

— И как он?

— Бородатый, крепкий, взгляд — точно рентген, глянет — как насквозь тебя видит, — усмехнулся Хваленский. — Простой очень мужик, свойский, охраны почти нет, — так, три-четыре автоматчика на джипе, и все. Общался с людьми по-простому, никогда не стеснялся поговорить с кем угодно и где угодно… При мне на пляже рядом с простым народом купался.

— А когда вы кубинцев переучили — что потом было?

— Да ничего… Оставили им свои самолеты, а сами в Союз улетели. Там в карантине две недели — и все, обратно в Кубинку, дальше служить…