Ветка полыни - [7]

— Да нет. Вряд ли. С дочкой вот надо уладить, купить кое-что…

— …Прощай, Вера.

Я никогда не говорил ей «прощай». Только — «до свидания». И в письмах с фронта — «до свидания». Даже в том, из госпиталя, после ее предательства — тоже «до свидания».

НИКАКИХ СЛЕДОВ

Странно устроен человек: ему всегда чего-то не хватает. Жил я в Таджикистане — тосковал по родной Сибири. Переехал в Сибирь, прожил год и заскучал по горячему азиатскому солнышку. Все чаще стали мы поговаривать с женой: «А не провести ли нам отпуск в Таджикистане. Поесть вдоволь фруктов, повидаться с друзьями юности?» Но шли годы, незаметные и скорые. Минуло десять лет. Наверное, я так и не собрался бы в дальние края, если б нынче в августе не получил письмо от старого друга из Душанбе. Он приглашал на свадьбу сына. Подумать только. В моей памяти этот сын был сопливым парнишкой с исцарапанным лицом. А, оказывается, он уже жених.

— Махнем, Нина, — сказал я жене.

И вот мы в Душанбе. Полюбовались новым аэровокзалом и присели на лавочке в ожидании такси.

Тут, словно из-под земли, вынырнул мальчишка в выгоревшей ковровой тюбетейке. Стрельнув по сторонам взглядом, скороговоркой выпалил:

— Купите священный Коран. Редкий сувенир. Ему уже триста лет.

Парнишка, видимо, принял меня за иностранного туриста. Я не стал его разочаровывать. Взял да и купил книгу. Просто так. От хорошего настроения. Коран был толстенный, в твердой, как железо, кожаной обложке. Правда, возраст книги мне не удалось установить.

Недели две спустя я вспомнил о покупке. Листая книгу, наткнулся на две склеившиеся странички. Попробовал разлепить их — не смог. Пришлось разрезать бритвой. Между страницами оказался небольшой, желтый, хрустящий листок, исписанный тусклыми арабскими буквами. Надо ли говорить, что меня заинтересовала находка, и я, нимало не мешкая, отправился к знакомому переводчику. Тот пробежал глазами листок и сказал, что это письмо какого-то Ибрагима Мирзы, написанное одиннадцатого января 1945 года: Через полчаса у меня был перевод письма.

«Достопочтенный Норзибек, сын Махмуда, да продлит аллах дни твои и ниспошлет милость свою. Пишу тебе последнее письмо. Не знаю, достигнет ли оно глаз твоих, потому буду краток. Теперь, когда красные в Германии, надеяться на победу войск Ислама может только неразумный ребенок. Мои храбрые джигиты поняли это и разбегаются, как трусливые шакалы. Нас осталось шестеро. На рассвете перейдем границу. Но уйти, не ужалив на прощание, я не хотел. А что сделать? Грабить некого… Убить еще одного председателя колхоза — блошиный укус. Аллах услышал мою молитву. Только что донесли: в Лангаре будет ночевать секретарь всего Таджикского комсомола. С ним молодая беловолосая красавица. Это достойная плата за наше отступление. Ночью мы накроем их. Его разорвем лошадьми и кинем в Ванч. Беловолосая — лакомый кусочек. Возьму с собой за границу. Надоест — продам. Они исчезнут бесследно…»

Я больше не мог читать. Меня лихорадило. Воспоминания нахлынули лавиной…

Кишлак Лангар… Тогда я работал секретарем ЦК комсомола республики, она — инструктором женотдела.

По пояс в снегу мы часов шесть карабкались вверх, к вершине перевала Кала-Хусейн, таща за собой взмыленных лошадей. Пока добрались до Лангара, нас уже ветром качало. Ночевать решили в школе.

Стемнело. С невидимого неба сыпал мелкий, частый снег. В ущелье, как в печной трубе, выл ветер. Протяжно и тревожно.

Мы расположились в пустом классе. Единственное оконце заткнули мешком с соломой, зажгли коптящий светильник, растопили железную печурку. На ней кипятили чай.

В то время в горах нет-нет да и появлялись басмаческие банды из наследников баев и беков. Я не трус, два года был политруком роты. И все же при мысли о возможной встрече с басмачами мне стало не по себе. И я пожалел, что взял Нину с собой.

— Страшно, — сказала она, зябко ежась.

— Пустяки. Сейчас попьем чайку, и на душе полегчает.

Я стал заваривать чай. Дверь распахнулась. Вошли двое. Парень и девушка. Долго отряхивались от снега. Поздоровались. «Откуда здесь русские?» — недоумевал я.

— Вы товарищ Пастухов? — обратился ко мне парень.

— Я.

— Можно посмотреть документы?

Я показал удостоверение.

— Мы с метеостанции. Отсюда шесть километров. Над самой макушкой перевала. Ласточкино гнездо называется. Это моя жена, метеоролог и связист. Вам радиограмма. Срочная. Сказали, что вы здесь. Мы и пошли. Я бы один дошел, да она не остается. Не привыкла еще. Первый год. Пришлось обоим топать. Свадебное путешествие.

Парень засмеялся громко и весело, протянул листок бумаги. На нем три слова: «Немедленно возвращайтесь. Турсунов».

Немедленно, значит немедленно. Я пошел седлать лошадей.

— А вы располагайтесь здесь, — сказал я. — Чай заварен. Есть консервы и лепешки.

— Да, нам до утра не выбраться отсюда, — согласился парень и стал раздеваться.

— Может быть, я останусь и поеду дальше одна? — спросила Нина.

— Нет, нет.

Я уже и тогда любил ее, да только стеснялся признаться.

Как мы ночью в метель спустились с перевала, до сих пор не пойму. Просто повезло.

Недели две спустя работник министерства госбезопасности сказал мне: