Ветка кедра - [17]

— Сегодня одиннадцатое, — пояснил он сменщику.

Они поговорили немного о положении в стране, посетовали на переполненность тюрьмы, повспоминали, как свободно было в ней при демократах, пришли к общему выводу, что диктатура все еще не в состоянии усмирить народ, что не всегда палки помогают. Потом переключились на собственные болячки: и у Палантана, и у его сменщика было много похожих, потому что оба были уже в том возрасте, когда из целого арсенала болезней обязательно найдутся похожие. Наговорившись вдосталь, сменщик зевнул и пошел спать, что он всегда делал во время своих дежурств, а неугомонный Палантан, захватив из караулки табурет, снова направился к военным.

На выходе дежурный охранник что-то спросил у Палантана. Тон вопроса не понравился старшему надзирателю. Он на некоторое время задержался возле дежурного, соображая, двинуть тому кулаком либо слегка пристукнуть табуретом. Но, вспомнив, что его смена кончалась, пошел дальше. Охранник отлип от стены и с облегчением вытер пот со лба.

Скоро машина изучила свойства речевого аппарата солдата и принялась за расшифровку его мыслей.

— Пошло дело, — радостно заявил лейтенантик, что-то высмотрев на экране.

— Включи принтер, а то в глазах уже все зеленое от монитора, — сказал капитан.

Лейтенантик побегал пальцами по клавиатуре, раздалось стрекотание, и из брюха машины поползла бумажная лента с распечатанным на ней текстом.

«У-у, как все осточертело, — прочитал вслух капитан первую расшифрованную мысль солдата, — скорей бы домой… Ни баб, ни выписки. Растравили, гады, глотком виски… Надо бы спросить у жирного тюремщика, можно ли тут марихуаной разжиться. Только у него и спрашивать страшно — морда зверская. Горилла…»

— Здесь пропуски, машина не смогла определить несколько слов, наверное, специфические, — проговорил капитан и добавил, гневаясь: — Я ему покажу марихуану!..

— Можно, и я ему? — вставил Палантан. Капитан покосился на старшего надзирателя, но не ответил ему и продолжил чтение.

«…надо к буфетчице подкатиться, наверняка у нее что-нибудь найдется. А может, тут в тюрьме и девочки есть? Где-нибудь сидят себе, бедненькие, по одиночкам, а я здесь страдай… И чего там Кондор тянет резину: засунул в эту комнатенку, и сиди здесь, сходи с ума потихоньку. Да еще и мысли мои читают…»

— Кто это, Кондор? — подозрительно спросил капитан у лейтенантика. Тот не то кашлянул, не то сдержанно прыснул. Но по тому, как гневно засвистал клювом долговязый, не стоило труда определить носителя этой клички.

Палантан даже счел своим долгом язвительно хмыкнуть в сторону капитана.

Дальше капитан читал себе под нос. То, что удавалось Палантану разобрать в невнятном бормотании, в основном относилось к девочкам, выпивке, шмоткам. Раза два или три в мыслях солдат поминал и лейтенантика под кодовым названием Черномазый.

Под конец этой мыслечитательной процедуры Палантану было ясно одно, что солдатику вряд ли уже придется выйти из тюрьмы, как минимум год он получит за оскорбление офицеров, и тюремщик профессионально задумался над вопросом, куда определить обреченного. К уголовникам — вроде бы не за что, к политическим тоже как-то не пристало…

Офицеры не пустили Палантана в комнатенку к солдату. И напрасно, подумал старший надзиратель.

5

На следующее утро Палантан вернулся к заведенному порядку, первым делом посетив буфет. Старуха буфетчица, наливая ему утреннюю, рассказывала последние тюремные новости. Старший надзиратель, напряженно вглядываясь в стакан, молча выслушивал сообщения местной вещательной станции. Солдат, которого накануне пытали, — старуха так прямо и сказала, что пытали, лежит сейчас в тюремном госпитале: током, мол, его так шибануло — лица не видать. Но офицеры, как она слышала, не собираются отдавать его под трибунал, ограничившись поверхностным наказанием. Палантана немного удивило это сообщение о мягкотелости военных. Политические вчера, как всегда, отказались от праздничной чарки кукурузной водки, положенной в честь годовщины режима. Они не бузили, а только помитинговали немного да объявили о голодовке на этот день. Палантан раздосадованно крякнул, что забыл вчера провести воспитательную работу с митинговщиками. Но старуха поспешила сообщить ему приятную новость: старший надзиратель снова был обеспечен на год спиртным — от праздничного обеда ему осталась двухсотлитровая бочка водки, а за такие подарки Палантан жаловал политических.

Дальше местное вещание выдало краткое сообщение о вступлении на должность нового начальника тюрьмы. Старый-то совсем, мол, спился, что даже перестал бывать на работе. Но и новый не подарок, из интеллигентов, прокомментировала старуха, вчера весь день жаловался на подагру, жрал пирожные и даже не стал осматривать тюрьму, морщась, будто попал на помойку.

А вообще в тюрьме, сказала старуха, стало веселее. Среди заключенных кто-то слух пустил, будто Палантан удавился: уголовники по такому выдающемуся случаю шикарные поминки справили.

— Ну уж как воскресну, все грехи им спущу, — только и сказал Палантан.

Они еще немного потолковали насчет вчерашней партии заключенных. Всеведущая старуха поведала, что только двое были из бывших, да и то оба уголовники, Палантан должен знать их — это Кактус и Таракан, остальные же — сплошь молодежь, студенты, бузившие на власть. Палантан пошутил, дескать, все пожилыми станут перед освобождением.