Ветер вересковых пустошей - [35]

Выйдя за заборол, Карн увидел княжну Прекрасу, возвращающуюся с верховой прогулки вместе со своим рындой. И такая злость обуяла Карна, глядя на её сияющую красоту, что ясно представил он, как хрустит её шея в его руках, как с испугом смотрят голубые глаза на него, как срывается последний вздох с уст розовых. Нет, нельзя, она — княжна.

Завидев жениха своего, княжна погрустнела, но подъехала к нему, заставляя Ромашку нетерпеливо приплясывать на месте, и вежливо сказала:

— Приветствую тебя, княжич.

— Приветствую тебя, княжна, — ответил Карн.

И тут в его памяти всплыли последние слова, что сказала ему Горлунг. Карн слышал их так ясно, словно стояла знахарка рядом с ним и шептала ему на ухо, слова княжны старшей «проверь, убедись» пульсировали в его голове. И Карн решился.

— Решил я прогуляться, невестушка моя, — сказал Карн выделяя обращение к ней, — не проводишь ли меня, не покажешь места любимые?

— Покажу, — сказала княжна, немного удивленно, но она не хотела ссориться с Карном, ведь видела она его уже родственником будущим — братом мужа любимого.

Карн помог княжне спешиться, и, передав уздцы её Ромашки рынде, велел ему ехать в Торинград. Взяв Прекрасу за руку, Карн повел её по тропинке к лесу. Он ощущал хрупкость ладошки, которую сжимала его длань, о, как ему хотелось сжать эту холеную, белую ручку со всей силы, услышать крик боли, который сорвется с уст Прекрасы. Но он не мог, поэтому успокаивал себя тем, что скоро выяснит правда ли слова сестры княжны или всё это порождение глупой бабской зависти.

Разговор по пути не клеился, хотя княжна старалась завести беседу, но Карн лишь хмуро отмалчивался. Дойдя до опушки леса, княжич покрепче схватил Прекрасу за руку и быстро повел в чащобу.

— Княжич, мы идем не туда, здесь нет ничего интересного, — пыталась образумить его Прекраса. — Куда ты ведешь меня?

Но он молчал, и упрямо шел вперед, Прекраса почти бежала, чтобы не отстать и напрасно пыталась вырвать свою ладонь уз пальцев воина. Когда они зашли довольно далеко, Карн остановился и, злобно взглянув на княжну, прижал её к себе.

— Ну, что, невестушка моя дорогая, вот и настал для тебя момент истины, — ухмыльнулся княжич.

— Пусти меня, Карн, пусти, мне не нравится, — жалобно запричитала она, — мне больно, пусти.

— А моему брату ты также говорила? — спросил Карн, — или только улыбалась, да шептала слова распутные?

Прекраса в ужасе на него смотрела, как он узнал? Кто ему донес? Неужели видел он их вместе? Княжна стала вырываться из его рук, она пиналась, била его кулачками, кусалась, но все её попытки были тщетны, Карн был сильнее.

И поняв по её поведению, что все, сказанное Горлунг, правда, Карн захотел её наказать, да, и само сопротивление невесты ему было по душе, поэтому, прижав её спиной к дереву, княжич заглушил её крики грубым поцелуем. Прекраса пыталась вырваться, но княжич держал её крепко, руки его уверенно скользили по статной фигуре, сжимая, гладя, подчиняя себе. Неожиданно для самой себя Прекраса поняла, что ей приятны прикосновения Карна и замерла в ужасе от своих мыслей. Княжич же её спокойствие принял за приглашение и, ухмыльнувшись, уверенно расстегнул на ней ферязь.

ГЛАВА 16

Вечером того же дня в Торинград прибыли князь Фарлаф и княгиня Силье, приехали они настолько поздно, что весь люд уже спал. Поэтому дозорные разбудили только княгиню Марфу, которая и расположила гостей дорогих, приехавших с вено за её дочь, в одрине просторной. Не успели они уснуть, как в одрину, отведенную им, вошел княжич Карн, пришел он не просто так, а с разговором серьезным. Настолько серьезным, что поведанное князю и княгине лишило их сна на всю оставшуюся ночь.

А на утро следующего дня в гриднице был накрыт богатый стол, ломившийся от яств различных, но ни у кого, из сидящих за столом аппетита не было.

Князь Торин, восседавший во главе стола, тяжелым взглядом смотрел за всем происходящим. Вчерашняя брага еще шумела в его голове, и всё это утреннее собрание было ему не в радость, да и сам повод не радостный — объявить своим наследником чужого сына. Но иного боги ему не дали, поэтому тяжко вздыхал Торин, глядя на яства.

Княгиня Марфа сидела печальная, не поднимая головы от своего блюда. Она заметила, с какой неприязнью смотрит княгиня Силье на Прекрасу, ох, не быть счастливой её единственной дочери в доме этой надменной женщины.

Князь Рулаф пытался скрыть свое нетерпение и ждал подходящий момент, чтобы объявить о своей любви к Прекрасе и попросить разрешения жениться на ней. Он нетерпеливо постукивал носком сапожка по деревянному полу, готовый в любой момент вскочить со скамьи и закричать на весь мир о своей любви.

Княжич Карн был собран и спокоен, отец накануне вечером одобрил его планы, и пообещал помощь. Поэтому Карн неотрывно смотрел в лицо брату, который на него даже не взглянул и проклинал его, вероломного, на чем свет стоит.

А сама княжна Прекраса сидела печальная, не смея поднять глаза ни на ладу своего милого, ни на жениха нареченного, постылого. Всю ночь она, не смыкая глаз, проплакала, кляня судьбинушку свою горькую. Но вера, что лада её милый, Рулаф, не покинет её несмотря ни на что, теплилась в душе княжны.