Ветер и меч - [40]

Кирены в городе, ей посвященном, сейчас не было. Она отбыла на остров вместе с Ихет. Смотреть, чтобы при переселении не чинилось никаких несправедливостей и не творилось беспорядков. А Ихи приезжал трижды — отчитываться и поглядеть, что нового.

Нового оказалось много — не только для него. Постепенно, пока город рос, и увеличивалось количество парусов в бухте, кроме атлантов стали появляться люди из других стран.

Первыми, конечно, прибыли вездесущие финикийцы. Купцы. Слепому ясно, что всякий купец, а финикиец в особенности, заодно бывает и военным лазутчиком. Я не стала им препятствовать. Все равно они не увидят больше того, что я захочу. А, кроме того, занятие разведкой никогда не мешает им думать о выгоде.

И мы торговали вполне удачно.

А за ними прибыли люди из Черной Земли. Впоследствии, когда мне пришлось столкнуться с их князьями и чиновниками Высокого Дома, я обнаружила, что по надменности и высокомерию они оставляют высокорожденных атлантов далеко позади. Но купцы — они и в Черной земле купцы. И как бы они в сердце ни презирали всех «жителей пустынь» (таково их обозначение варваров), от финикийцев они не слишком отличались. Объявилось и несколько хатти, но этим в последние года нечего продавать, кроме своих военных умений. Нам наемники не требование однако их взял Ихи, отправив мушт-ровать городскую стражу на Керне.

Но не было торговых кораблей с Крита. Об этом мы всего раз заговорили с Келеем. Тот дневал и ночевал в порту, проклиная все из-за вынужденной задержки. Ведь заново привезенный лес надо было еще сушить.

Келей, очевидно, совсем забыл, что вся затея с флотилией — первоначально лишь уловка, чтоб отпугнуть горгон. Он грезил походом к Столпам Богини, в отличие от Нерета, ко-трого столь дальние планы ничуть не волновали. Когда я сказала об этом, он внезапно заметил:

Ты услала Диокла на Крит, потому что Нерет — критянин, и мог бы захотеть остаться на родине?

Я молчала.

Наверное, ты впервые обманулась в своих расчетах?

Я никогда не говорила, что способна рассчитать все.

Правда. Хотя мы все уверены в обратном. Но Богиня знает, может, ты была права и на этот раз. Только море есть море, всякое случается на лоне его… И даже если Диокл добрался благополучно, возможно, критяне не поверили ему — кто сам коварен, ждет коварства от других — сочли рассказ о падении царской власти на Керне ловушкой и удерживают его «Гриф».

— Когда-нибудь мы узнаем, что произошло.

Он кивнул, и больше мы к этому не возвращались.

Что до Нерета, то он по-прежнему ведал перевозками с Керне и значительную часть времени проводил в море.

Сокар также делил обязанности между городом и материком, равно как и Аргира. Энно и Никта, правившие в сопредельных крепостях, тоже нередко наезжали. Им в гарнизонах не хватало воинов, даже самофракийцев, и они наблюдали, как идет обучение пополнения из атлантов. Чужеземцам, предлагавшим свое оружие, они, в отличие от Ихи, не доверяли.

А чужеземцы прибывали, хоть я и не рассылала гонцов по примеру правителей Афин (мне об этом рассказал болтливый Эргин) с призывом: «Придите, все народы!». Приходили мидийцы. И фригийцы. И чернокожие люди из глубины материка — там обитало множество племен, перечислять — собьешься. Они приходили торговать или шпионить. Хотя шпионство и торговля, как уже было помянуто выше — ремесла взаимосвязанные. Некоторые просили разрешения открыть здесь постоянную торговлю. И очень мало кто желал поселиться.

Неудивительно. Установленные нами законы были далеко не всем по нраву. И многие — по старой памяти — боялись как атлантов, так и горгон. Но они приходили.

И, наконец, стали приходить горгоны. Я не о представителях племен Побережья. Те так или иначе давали о себе знать постоянно. То нападали на палисад, и приходилось гонять их по белым пескам с оружием в руках, то являлись ко мне со своими склоками, чтобы я ихразбирала.

Поэтому, когда я увидела на улице фигуру в маске (обычной, кожаной), длинной одежде и при посохе, крепко озадачилась. Потому что все, сделанное мной на побережье, для горгон отвратительно. Я чувствовала это, даже если бы Мормо не сказала о своем отношении открыто. Суета, шум, грязь, грохот им претили по определению. По правде, они и мне должны были претить, но почему-то так не случилось. Возможно, и горгоны сумели пересилить свое отвращение, хотя и не стали частыми гостьями на улицах города Кирены.

Митилена была рада и тому и другому. Она одобряла замирение с храмом Змеиного Болота, потому что в любом случае стала бы на сторону служительниц Богини, воплощавшей женское начало мироздания. Но в храме, если забыть о кровавых жертвах, обожествлялась та часть женской природы (очень многие, и не только мужчины, склонны отождествлять ее со всей женской природой, как если бы песчинка могла заменить собой морской берег), которую Митилена в себе не только отрицала, но жаждала уничтожить, вырвать с корнем и забыть.

Если бы горгоны вздумали распространить свое влияние на моих подданных, они бы нашли почитательниц. И почитателей. Ведь и тех, кто оставлял на алтаре Змеиного Болота мужественность, никто туда силой не тащил. Таким образом они мечтали приобщиться к власти Богини.