Ветер и дождь - [217]

— Ну хотя бы про семнадцать подбитых танков. Это правда?

— Да, это он не выдумал. Многие уже не раз слышали эту историю.

— А вам случалось покидать горящий танк?

— Случалось. Правда, не семнадцать раз. Мой танк подбивали всего только четыре раза… Три раза его подбивали русские, а в четвертый раз — немцы.

— Почему так получилось?

— Потому что на немецком фронте я пробыл всего несколько недель. Потом меня ранило, и я оказался в госпитале, в глубоком тылу. Меня ранило в ногу, я чуть было не остался без ноги.

— А теперь все в порядке?

— Когда идет дождь, нога болит. Да и приближение холодов она тоже чувствует.

Ветер и дождь…

Ветер и дождь…

Ветер и дождь…

— Товарищ кандидат, у вас еще есть сигареты?

— Есть.

— Не забудьте и про меня, товарищ кандидат.

Я достал пачку и, разделив оставшиеся сигареты на три части, одну отдал водителю, другую Гынжу, третью оставил себе. Гынж закурил с таким видом, будто не курил уже много лет.

Выкурив первую сигарету, Гынж не утерпел и принялся за свое:

— По-моему, надо бы остановить машину, связать Негуца и отвезти его в Блажинь.

Он говорил с такой злобой, что мне стало не по себе. Я спросил:

— Уж не собираешься ли ты его прикончить?

— Уж не упрекаешь ли ты меня, товарищ кандидат, что я прикончил тех двух бандитов?

— Нет… Там были другие обстоятельства. Бандиты стреляли в нас, и ты ответил огнем. И братья Кэицэ погибли. Мне их тоже жаль. Но тут никакой вины за тобой я не вижу. Но Негуц-то при чем? Чем провинился Негуц? Что он сделал противозаконного?

Гынж повернулся ко мне и, глядя мне в глаза, сказал:

— Чем провинился Негуц? А вот давайте остановимся и обыщем его грузовик. Тогда вы убедитесь, что я прав, и сразу поймете, в чем провинился Негуц. Увидите, что у него в машине, так небось перекреститесь…

Я попробовал отделаться шуткой:

— Вряд ли я стану креститься. Давненько я уже не крестился.

Дорога свернула в лес.

Гынж продолжал упорствовать:

— Сейчас самое время остановить грузовик. Здесь самое подходящее место для обыска. Вот здесь нам и надо обыскать грузовик господина Негуца.

— Потерпи. С таким же успехом мы можем обыскать грузовик и в Блажини. Хотя, если говорить правду, у нас нет на это никакого права…

— Как будто в этом дело! Сейчас важнее другое: не дать врагу действовать. Старые порядки умерли, а новых еще нет. Сейчас надо глядеть в оба!

Это было справедливо. Гынж был совсем не такой простак, каким казался с первого взгляда. Он много поездил по стране, много пережил. Видно, он не зря так твердо стоял на своем.

Мотор продолжал тарахтеть, ветер все свистел, а мы все спорили и курили. Когда мы выкурили свои сигареты, наш водитель вдруг обернулся к нам и спокойно сообщил, что позади нас уже нет никакой машины.

— А грузовик Негуца?

— О нем-то я и говорю. Грузовик исчез.

— Давно?

— Эдак с полчаса назад, не больше.

— Почему ты нам сразу не сказал?

— Уж больно вы были увлечены своим разговором. Мне не хотелось вас прерывать.

Хотя в создавшейся ситуации вовсе не было ничего смешного, я не удержался и захохотал. Это окончательно взорвало Гынжа:

— Остановись! Эй, ты!.. Слышишь? Остановись и поверни назад.

Шофер Динка остановил машину. Мотор заглох. Мы прислушались, но ничего, кроме завывания ветра, не услышали. Водитель спросил:

— Поворачивать?

— Да, — решительно сказал я.

Гынж был очень доволен моим ответом.

— Вот теперь вы увидите, что за человек этот Негуц… Своими глазами увидите, кто был прав.

Шофер развернулся, и мы поехали обратно.

Минут через двадцать мы увидели грузовик. У него лопнула шина, и шофер ее уже почти починил. Когда мы подъехали, он устанавливал колесо и готовился продолжать свой путь. Гынж был явно разочарован. Он успел шепнуть мне на ухо:

— А я думал, что он сбежал…

Я сказал Негуцу:

— Поезжай вперед. Если что случится, мы поможем.

— Спасибо, — сказал Негуц. — А то моя повозка дышит на ладан.

Он включил мотор. Мы ехали за ним шагах в пятидесяти. Гынж насупился и молчал. Я протянул ему сигарету из моей доли.

Дождь усилился. Ветер тоже стал сильнее. Скоро лес кончился, дорога пошла между рыжими голыми полями. Гынж докурил свою сигарету и мрачно жевал окурок. Вдруг он обернулся ко мне и сказал:

— Товарищ кандидат… А все-таки Негуц что-то прячет в своем грузовике. Вы заметили? Когда он сел за баранку, чтобы ехать впереди нас, у него было такое выражение лица, словно он радуется, что ловко провел нас.

Наш водитель сказал:

— Точно, прячет! Пушку, а может, и целую батарею. Батарею вшей он там прячет, вот что. Все свое богатство: грош в кармане да вошь на аркане.

Но Гынж твердо стоял на своем:

— Тут не до шуток. Сейчас не время шутить.

— А почему не время? Разве шутки запрещены? Не запрещены. Стало быть, я могу шутить, сколько мне заблагорассудится.

Так они переругивались, то ли в шутку, то ли всерьез.

Я не вмешивался. Ветер стал стихать, дождь тоже пошел на убыль. А скоро и совсем прекратился. Из-за туч выглянуло солнце, и все вокруг чудесно изменилось. Даже шоссе, резко освещенное солнцем, стало совсем другим. Только идущая впереди колымага Негуца была такой же, как прежде; при свете солнца она даже показалась мне еще более старой и жалкой.