— Ты что, заснула? — рассмеялся брат. — Понятное дело, ночью-то спать не пришлось. Поначалу и мне пришлось привыкать. Я спрашиваю, как прошло твое первое дело? Не жалеешь, что напросилась?
— Да нет, все замечательно! — усмехнулась Соня. — Ты даже представить себе не можешь, как я прекрасно справилась. И совсем ни о чем не жалею!
— Ну, смотри, — недоверчиво взглянул на нее Хункар. — В случае чего с меня не спрашивай, сама во всем виновата…
— Конечно, я, кто же еще! — звенящим от ярости голосом воскликнула сестра. — Ты, может, не знал, какие планы на эту ночь были у твоих ублюдков?
— Не-е-ет, — протяжно зевнув, ответил Хункар. — Удод мне ничего не сказал… Сама же видела, я бегал совсем по другому делу. А чего это ты взвилась как ошпаренная? Говоришь, все было в порядке… Случилось что? — В его голосе послышалась искренняя тревога.
— Нет… Но могло! Вы, во всяком случае, все для этого сделали! И то, что ничего не произошло, вовсе не ваша заслуга! — с ненавистью взглянув на него, ответила Соня. Она, застыв на месте, молча уставилась на брата.
Тот машинально сделал несколько шагов, развернулся и с недоумением воззрился на девочку:
— Какая заслуга?! Говоришь загадками… Ничего не пойму!
— У тебя, в самом деле, мозгов в башке меньше, чем у курицы, или ты просто прикидываешься? — набросилась на него Соня. — Удод и остальные собирались продать меня стражникам!
— Как это — продать? — упавшим голосом пробормотал Хункар.
— Не притворяйся! Может, ты ничего об этом не знал? Так я и поверила!
Брат отрицательно замотал головой.
— Поклянись! — потребовала девочка.
— Клянусь здоровьем отца и матери!
— Придется поверить… — чуть более спокойно произнесла Соня и, вздохнув, рассказала брату все, что произошло этой ночью.
Тот слушал её молча, не перебивая, но его лицо с каждой новой подробностью серело, и девочка, мельком отметив это, подумала, что, продлись её рассказ чуть дольше, Хункар, наверное, совсем бы превратился в кушита.
Несмотря на все их полудетские ссоры, она были очень привязана к брату. Со старшей сестрой Соня никогда не стремилась найти общий язык, единственное, что их сближало, — увлечение музыкой. Соня с детства любила и неплохо играла на флейте. Тихая, спокойная Ална ее раздражала — книги, неспешные беседы с престарелыми жрицами… Ну как можно тратить жизнь на подобную чепуху?!
Брат-близнец Эйдан, которому сама судьба, казалось, предназначила стать самым близким человеком для Сони, настолько отличался от нее нравом и интересами, что с ним она лет с восьми-девяти даже и не играла вместе.
Они вечно дрались друг с другом, как два задиристых петушка, и Сиэри приходилось силой разводить их по разным углам. Пару лет назад отец приставил младшего к торговле в лавке, после того как убедился в неспособности Хункара с толком вести дела. Эйдан, с детства отличавшийся серьезностью и вдумчивостью, с большим удовольствием занялся этой работой. Соню удивляло, как можно целый день просидеть в пыльной лавке, рыться в каких-то записях, считать, проверять, записывать! С ума же можно сойти! Сам вид абака, на котором брат ловко перебрасывал костяшки, что-то подсчитывая, вызывал у Сони позывы к рвоте. Кроме того, младший с большим уважением относился к Алне, и та частенько вела с ним серьезные разговоры на малопонятные и совершенно не интересующие Соню темы. Старшая сестра даже позволяла брату заглядывать в старинные фолианты, которые давали ей жрецы.
Иногда девочке казалось, что и Эйдан, вслед за Алной, помешался на учении, и она редко отказывала себе в удовольствии подразнить его — мол, когда своего ума не хватает, то не один мудрец древности не поможет. Тот, впрочем, не обижался и обычно пренебрежительно махал рукой на все Сонины насмешки, приговаривая, что ее девичьим мозгам многое недоступно.
Все же несмотря на это, что-то неуловимое крепко связывало их, и Соня понимала Эйдана с полуслова. Порой им достаточно было просто отменяться взглядом…
А вот к старшему брату она тянулась с малых лет. Когда Келемет начал обучать Хункара владению оружием, Соня отправлялась вслед за ними и терпеливо сидела в углу двора, ловя каждое движение и слово отца. Заметив интерес дочери, Келемет стал учить воинским премудростям их обоих. Хункар и Соня постоянно соревновались, и если сначала брат чаще выходил вперед; в стрельбе из лука или метании кинжала, то потом, когда Соня подросла, вопрос о победителе можно было не задавать: сам Келемет удивленно крутил головой, когда стрелы рыжей шельмы одна за другой ложились точно в центр деревянного круга, приспособленного им под мишень.
— Гляди, как надо! — пенял он Хункару, который старался изо всех сил, не желая уронить: перед сопливой девчонкой достоинство мужчины. Но далеко не всегда ему это удавалось.
Хункар сполна отыгрался, когда связался с Удодом: в своих глазах он поднялся на недосягаемую для сестры высоту. Он заважничал — у него появились деньги, свои деньги, а не те жалкие монетки, что иногда давали отец и мать на сласти или игрушки. И тратил он их не на всякие детские глупости, а на лист желтого лотоса или вино.
Брат стал разговаривать с Рыжей снисходительно, как и положено старшему и занятому серьезным делом юноше. Соня обижалась, не разговаривая с братом по несколько дней. У нее были подружки, с которыми она играла в обычные девчоночьи игры, но чем старше становилась Соня, тем скучнее ей становилось с ними.
