Весы - [12]

– Не констатированы наукой. Но это еще не значит, что их нет. Разве наука не открывает каждый день новые связи между явлениями, которых еще вчера не знала?

Он рассмеялся.

– Хорошо, хорошо, и тут возражать не стану. Но существует факт, с которым не поспоришь: электрошок иногда дает очень хорошие результаты. Это доказано медицинской практикой. По-видимому, шок каким-то образом восстанавливает утраченные связи. Если связи целы, его применение бессмысленно. А у тебя в самом деле повреждены связи.

– Да, понимаю. Но все-таки логика есть логика. И налицо три теоретические возможности. Или связь восстановится. Или связь не восстановится. Или порвется окончательно. Третью возможность на данном этапе нельзя ни принять, ни отбросить. Но она существует.

– А как же результаты?

– А что результаты? Вот послушай. Дней десять назад жена принесла мне в палату маленький транзистор. Он работал два дня и вдруг замолчал. Я его потряс, стукнул слева, стукнул справа, и он опять заговорил, правда, с перебоями. И работал три дня, а потом снова замолчал. И как я его теперь ни трясу, все равно молчит. И уже никогда больше не заговорит. Вот тебе и шок.

Кажется, Топалов немного рассердился.

– Хорошо, больше я не стану тебя убеждать. Но ты должен иметь в виду, что без шока тебе не обойтись.

– Тогда я предпочитаю естественный шок.

– Естественных шоков не существует. Любой шок – насилие над организмом. Но оставим это… В субботу утром вы можете вернуться домой… Я подготовлю все документы, необходимые для выписки.

Видимо, я его задел, – он перешел на «вы».

– Почему именно в субботу? – я с любопытством посмотрел на него.

– Потому что я буду на работе до пятницы. Мне не хочется провожать вас из больницы. Я не выполнил до конца своего долга. Спорить с вами я не могу, не имею права. Да и аргументов у меня нет. Так что в пятницу, во второй половине дня, вы придете в последний раз ко мне на прием. Я очень ясно услышал в его голосе огорчение. Конечно, я поступил как дурак. Но у меня не было другого выхода, да я и не знал еще, что такое компромисс.

– Слушай, я крайне сожалею, что огорчил тебя… Попробуй посмотреть на этот наш разговор как на эксперимент…

Но он не реагировал на мои слова, – наверное, был поглощен какими-то своими мыслями.

– Скажите, почему вы сегодня задали мне этот странный вопрос – бог я или сатана?

– А почему вы спросили об этом только сейчас? А не сразу?

– Потому что только сейчас я и сам спросил себя об этом, – и он чуть смущенно улыбнулся.

– Доктор, честное слово, я и сам не знаю, почему так сказал. Просто само сорвалось с языка. Мне все кажется, что сатана был частью бога. И господь совершил роковую ошибку, отринув его от себя. Сатане не осталось ничего другого, как делать свое дело… Иначе существование бога теряет всякий смысл.

Я встал и ушел. А в пятницу действительно пошел к Топалову, чтобы получить последнюю консультацию. Я застал его в хорошем расположении духа, он был явно готов спорить или шутить. Зато у меня было плохое настроение, я смутно чувствовал, что делаю ошибку, если не по отношению к науке, то по отношению к врачу. Поняв, что разговора не получится, он сунул мне в руки три листа бумаги, исписанных четким и разборчивым почерком, какого у врачей обыкновенно не бывает, – доктор Топалов явно постарался в мою честь.

– Прочтите это, – сказал он. – Я хочу знать, все ли вам понятно.

Я прочел. Все было понятно. Режим дня. Режим питания. Что надо делать. Чего не надо делать. Какие чувства и переживания могут быть полезны мне, а какие – вредны. За какие практические занятия я могу браться – не только для того, чтобы убить время, но и чтобы в моей жизни был какай-то смысл. О моей профессии и об управлении, которым я руководил, не было ни слова. Очевидно, все это он полностью исключал для меня.

– Да. Бесконечно вам благодарен, – искренне сказал я.

– И вот еще что. Каждый четверг по утрам вы должны приезжать ко мне на консультацию и осмотр. Не забывайте, что ответственность за вас все еще лежит на мне. А не на вас самом.

– Обещаю, доктор.

Он откинулся на спинку стула. На лице его было написано явное облегчение.

– И все-таки я не уверен, что бог сделал ошибку, – неожиданно заявил Топалов. – Если бы они не конкурировали друг с другом, то всякое развитие в природе остановилось бы.

Он улыбнулся, не сводя с меня взгляда, чуть насмешливого, как всегда. Да, это действительно идея. Надо будет подумать. Времени у меня хватит.

* * *

Итак, пришел день моего вступления в жизнь. Но я совсем не думал об этой жизни. У меня не было ни надежд на нее, ни боязни перед ней. Не было даже каких-либо особых интересов, кроме одного. Мне хотелось знать, кто и что я, в сущности, такое. Но хотелось не так уж сильно. Я очень хорошо знал, какой я человек: тихий, спокойный, уравновешенный, разумеется, в собственных глазах. Пожалуй, немного стеснительный. Не испытываю особого желания общаться с людьми. Да, не появилось желания закурить, даже мысли такой не приходило в голову. Зато другая мысль беспокоила меня все настойчивее и неотвязнее: среди моих вещей чего-то не хватает, какого-то обычного и необходимого предмета. Что бы это могло быть? Носовой платок? Нет, носовой платок можно носить с собой, а можно и не носить или потерять. Что же еще, что еще? И вдруг меня осенило.