Весы Лингамены - [84]

— Правильно! — вскричал Амвротий. — Ибо сказано: не пускайте свиней в огород, ибо придут и морковку затопчут.

— Ох, это ты передёргиваешь, уважаемый Амвротий! — засмеялся Криадат. — Сказано так: не мечите бисер перед свиньями и не бросайте святыни псам, чтобы не попрали его ногами своими.

— Ну да, брат, запамятовал, — согласился Амвротий. — Но смысл как раз тот: свинью в огород никак нельзя! И псов нам тоже не надо!

Ящер с Текано считали иначе, и первый сказал:

— Но сами подумайте, братья. Пусть приходят, пусть дивятся — что с того? Никакие святыни мы им на осмеяние не дадим. Я думаю, это нам впору смеяться над их отсутствием в большом мире! А самое главное, что живём мы с вами весело и счастливо — именно так, как и мечтали. И мне кажется, это зацепит многие сердца пришедших, и обратит их к нам, и бросят они тогда жизнь свою неправедную!

Не успел Ящер подивиться, что сам заговорил языком моеверцев, как те поспешили высказать ему своё одобрение.

— О, да! — послышалось со всех сторон. — Об этом мы не подумали. Ведь наш пример будет способствовать распространению истинной веры!

— В таком случае пусть приходят и болтаются тут хоть целый день, — заметил Проскурион.

— Но главное, абы вилы мои не трогати, и лопати не попрати! — дёрнувшись, воскликнул Амвротий, и седая борода его покачнулась.

— А ещё надо сказать им, — нашёлся кто-то, — пусть оставляют дома все свои причиндалы греховные, чтоб не заронилось тут от них злонамеренное семя порока!

— Точно! — поддержал тут развеселившийся от такого концерта Текано. — А на воротах повесим табличку: «оставь все причиндалы в поле, всяк сюда входящий!»

— Причиндалы пусть несут, главное, чтоб не машинно-греховные, — послышалось из толпы. — А плюшки к чаю самопечные — это мы с радостью, это мы будь здоров!..

В таком духе собрание продолжалось ещё битый час, после чего решили, что раз в три месяца вполне можно пускать сюда всех желающих, главное только, чтоб соблюдали простые правила посещения.

Таких охотников поглазеть на «город чудаков» было предостаточно, но в виду утраченных навыков пешкохождения, пробираться пару километров через заснеженное поле хотели далеко не все. И всё же в назначенный «день открытых ворот» Город Радости посетили несколько сотен человек из «большого мира», и информация об этом пошла гулять по просторам планеты. Всё прошло удачно. Ящер и Текано ждали к весне увеличения интереса к Городу и пополнения рядов поселенцев, Криадат во всём поддерживал «брата» Ящера, и даже Амвротий в итоге остался доволен: подобрев после принесённых туристами булочек ручной лепки, он вынес им свои садовые инструменты и снизошёл даже до того, что разрешил «вилы и лопати днесь трогати, занеже Спаситель исповедати»27. И хотя самому хозяину садового инвентаря ещё ни разу не довелось использовать его по прямому назначению, он, позабыв на время даже свои постоянные напоминания всем про «вездесущее грехопадение рода человеческия», со знанием дела объяснял:

— Вот это, сынки, настоящие вилы, мы сами их сделали. С их помощью картошку копают, и сено в стог перебрасывают!

Всё это было чистейшей правдой, кроме, разве что, того, что участие правоверного Амвротия в изготовлении сельхоз инструментария сего сводилось лишь к его доблестному стоянию «над душой» у кузнеца и периодическому провозглашению истин вроде «почто мир-то большой во грехе первородном погряз» или «не знают, боже, окаянные, со своею техникой диавольскою, как предки-то их на земле жити».

Где-то посреди всего этого великолепия жизни Города Радости притаились не очень заметные в данной части повествования Гелугвий с Наландой. Точнее, они, конечно, не таились, но и отнюдь и не стремились быть у всех на виду. Являясь на все собрания поселенцев, они, тем не менее, больше всего любили проводить время вдвоём; в этом была схожесть их характеров — каждый из них всегда предпочитал большой шумной компании одного, близкого человека. Надеюсь, они, однако, не станут сильно возражать, если я ненадолго загляну к ним в дом и поделюсь с вами маленькой зарисовкой их идиллического быта.

С тех пор, как Гелугвий поселился у Наланды в Городе Радости, жизнь его потекла по хорошо выверенному руслу — степенно и без былых метаний. Можно, конечно, вспомнить, что изменения в нём произошли ещё в тот момент, когда он открыл для себя историю Сарнаха и Махагайи, но окончательно всё встало на свои места именно здесь, в союзе с Наландой. В основе этой пришедшей в равновесие системы лежало знание, что сейчас он рядом именно с тем человеком, к которому всю жизнь стремилось его сердце.

— Подумать только, — счастливо говорил учёный Наланде, когда они как-то вечером собрались на кухне за ужином, — мы целых пятьдесят лет находились рядом, всего в каком-то километре друг от друга, и ничего об этом не знали! Ну, то есть, мы знали и любили тебя, Наланда, но заочно, не представляя даже, как ты выглядишь…

— Да, — промолвила Наланда с грустинкой, отложив ложку на стол, — и почти всё это время я не могла понять, чего мне не хватает. Ну да, участие в важном эксперименте, потаённая радость от того, что ты внесёшь свою скромную лепту в общее дело… А потом неудачный союз с Ромагором, дети и почти пятьдесят лет одиночества. Но знаешь, что мне стало понятно теперь, когда я встретила тебя?