— А что, наш мир разве машины желаний ведут?
— Это что же деется на земле-то грешной, прости Спаситель!
— Верно, верно, один грех кругом! — вскричал Амвротий, не упускавший ни единого случая выразить своё полное согласие с тем, что всё вокруг сочится грехом, мир скоро сгорит за свои богомерзкие деяния в «окияне очищающем» и т. п.
— Что ж, — продолжил Миранишик, когда гомон немного смолк, — узнав про машины желаний, я осознал, что экономить так, как учил меня отец, не имело никакого смысла — по крайней мере, в масштабах планеты. А открывшаяся передо мной в тот же день дверь нашего дома, выводящая в большой мир греха и всяческих развлечений, могла, увы, предложить мне ещё меньше, чем у меня было! — Миранишик вздохнул. — Да, верно замечено — как Маугли. Человеческий детёныш, возросший среди животных. Он так и не смог обрести себя среди своих сородичей, и навеки остался чужаком и там и там.
— Ну, это ты перегибаешь, брат, — улыбнулся Проскурион, кладя руку на плечо товарищу. — Здесь-то ты как раз среди своих!
— Насчёт Маугли — позвольте не согласиться, — возразили сразу несколько моеверцев. — Быть может, исторгнув его из общества людей, Создатель сознательно уберёг его от греха мирской жизни и сделал своего рода блаженным… может, таково было его предназначение!
Обсуждение Маугли и домашнего заточения Миранишика подтолкнуло к откровенности и других, и разговоры не утихали почти до рассвета. Той памятной ночью мы с Даримой в числе других приглашённых икиппсовцев тоже пили чай у большого костра, но почти ни с кем не общались, а только слушали — я не хотел вмешиваться в жизнь поселян, а Дарима сидела с отсутствующим видом, вникая в эту незнакомую для нас жизнь, и лишь отсветы пламени играли на её задумчивом, неподвижном лице. Присутствовали тут и Гелугвий с Наландой, но они больше были заняты друг другом, нежели поддержанием общей беседы. А ставший в Городе фольклорным персонажем Штольм Штольц, немного покрутившись у костра и ловя на себе нездоровые взгляды, счёл за лучшее поскорее ретироваться. Идти домой, правда, пришлось ночным заснеженным полем, но ведь ему — любителю сельской глубинки — было не привыкать!
Поселенцы полюбили ночные бдения у огня, и всякий вечер являлись на площадь Спасения без какой-либо предварительной договорённости. В этом непритязательном общении у костра люди находили свободу от многих условностей жизни «большого мира», а естественная темнота скрывала различия между людьми и эпохами; она одинаково хорошо прятала за своей непроницаемой ширмой бревенчатые дома и огороды, виманы и кристалловизоры. Всё растворяла она в своём бездонном нутре, делая похожим и неосязаемым. И люди вновь, как и тысячи лет назад, оказывались в мистических объятиях той же самой первобытной ночи, распростёршейся однажды над миром.
В этом маленьком уголке на краю мира было так тепло и уютно, что, казалось, там тебя никто не найдёт. Но вот как-то вечером, потребовав себе местечко у костра, заглянула на огонёк осень, и людям пришлось подвинуться — сложно было не считаться с мнением этой авторитетной дамы. Так, вечера становились всё холоднее, земля покрывалась паутинками тоненького льда, и посиделки у большого костра уже не затягивались далеко за полночь. Однако с окончанием полевых и строительных работ у поселян стало значительно больше свободного времени, и Текано предложил людям заняться активным отдыхом — ведь что за радость безвылазно сидеть до весны в своих избах? Ящеру и Криадату эта идея очень понравилась, и сообща они вытащили из памяти всё, что когда-либо читали на эту тему. Так, совершенно забытые в наше время игра в снежки и постройка ледяных крепостей, лапта, перетягивание каната и хороводы быстро завоевали сердца обитателей Города Радости. Эти незатейливые игры поддерживали боевой настрой, согревали и были видом того же самого общения, но главное — они стирали невидимые границы между жителями города, сближали их.
— Надеюсь, Криадат, ты не предложишь своим людям проводить кулачные бои с неверными? — шутливо произнёс Текано, глядя, как увлечённо горожане перекидываются снежками.
— А что это за бои такие? — опасливо спросил Криадат. — Я не слышал, чтобы так обращали в… истинную веру.
— Да нет! — засмеялся Текано. — Это было частью народных забав, иной раз заканчивавшихся телесными повреждениями. Ну, знаешь, в древности то на копьях любили подраться, то на мечах, то на кулаках. Но мы-то используем только лучшее из наследия тех тёмных веков.
— Да уж! — облегчённо сказал Криадат. — Столь долгим был путь к мирной жизни…
Так пролетела и осень, и в эти тихие предзимние дни в Город добралась весть о том, что в «большом мире» появилось много желающих осмотреть необычное поселение. Такого в неписаных правилах Города оговорено не было, поэтому в тот же день разожгли костры и устроили совет. Мнения насчёт «туристов» разделились. «Против» в основном высказывались моеверцы, мотивируя примерно так:
— Нечего этому чужеродному разлагающему элементу тут шастать! Тоже мне «чудо света» нашли! Мы с таким трудом вырвались из ихней клоаки, мы столько ждали нашего Спасителя, и что, всё для того, чтобы тут пришли какие-то зеваки, да попрали наши святыни?!
