Весы Лингамены - [21]

— И моя, — с пасмурным видом протянул Гелугвий.

Штольм с равными промежутками лишь молча кивал в знак согласия; он раскачивал головой туда-сюда словно маятник. Со стороны казалось, что у него в уме запущен фоновый процесс, работающий над какой-то секретной задачей.

— Что вы, дорогие друзья! — тут Дарима, видя наше удручённое состояние, подошла ко мне ближе и похлопала по плечу. — Я не пытаюсь сбить вас с пути исследований и мгновенно обратить в беспрекословных последователей Учения. Я работаю вместе с вами, и причины этого весьма схожи с вашими. И я очень хочу помочь. Просто в последнее время получается, что моя помощь в основном заключается в том, чтобы уберечь вас от пути… — она вздохнула и не договорила. Повисла тишина.

— Так те пресловутые 55%, — сказал я через некоторое время, — это что, значит, полная ерунда, профанация, дырка от бублика?..

— Ну что-о-о-о ты, — протянула Дарима с таким чрезвычайно важным и напыщенным видом, какой только смогла на себя напустить. — Это ведь половинчатая карма!

Все вдруг начали хихикать и смеяться, Гелугвий радостно стучал ладонью по столу, Штольм ухал, а мы с Даримой взявшись за руки, прыгали по комнате.

— Будем дальше работать! Будем искать решение! Но мне кажется, всем нам нужен хотя бы небольшой перерыв, — решила за всех главная радетельница науки, когда все чуть успокоились.

— Вам может показаться, что я много умного наговорила тут, — продолжала она. — Но всё это были вещи очевидные, многие из которых я почерпнула из сутр. На самом деле мне самой сейчас нелегко. Я чувствую, мне нужно обратиться за советом к своему учителю! Неужели мы настолько заблуждаемся в своих экспериментах, что нам уже выдали посланника… оттуда? То есть, он сам себя явил и сообщил внутренним. А мы как тюремщики, держащие в неволе своих подопечных и боящиеся занести сорняк в прекрасный огород.

Мы так утомились, что переваривали сказанное уже молча. Пора было отдыхать.

— Минжур, — обратилась Дарима уже ко мне одному, — мне сейчас надо уединиться в медитации на часок, поэтому я домой. — Она кивнула всем, беспомощно развела руками и вышла из зала.

Я встал, сделал три чашечки чая и поставил на стол. Мы тихонько пригубливали его, думая каждый о своём. Говорить больше не хотелось. Я посмотрел на ребят. Хоть в тексте я в основном и называю их «коллегами», все мы сильно сблизились за два десятилетия совместной работы. Мы были родственниками по духу, по общему, связавшему нас делу. И вот теперь наступил критический момент. Никто из нас не знал, как будет складываться далее деятельность нашего института. Всем лишь было ясно — причём, без всяких научных расчётов — что так как раньше уже точно не будет.

— Ну что же, — наконец, разбил я хрустальный сосуд тишины, выросший из ранних отражений сказанного сегодня, — оказывается, иногда и помолчать бывает полезно.

— Точно! — поддержал Штольм. — А мы всё: «карма то, карма сё». Так можно до того договориться, что покажется, что сидит себе некто и отвешивает сколько кому по штанам положено. Этому кулёк пряников, а этого и кнутиком можно немного по мягкому месту…

— У-у-у! — довольно прогудел Гелугвий. — Так это прямиком в институт Богоявления! К монархистам.

Мы со Штольмом засмеялись.

— Кстати, что-то они давно на связь не выходили, — заметил он.

— Последние события мимо них не пройдут, это уж не надейтесь! — провозгласил Гелугвий. — Опять мы вернулись к нашим баранам. У нас что ни разговор, всё об одном.

— Ну, так мы и работаем, чтобы постоянно к этому возвращаться, — сказал Штольм и подмигнул товарищу.

— К баранам? — хихикнул Гелугвий.

Я встал и протянул руку ребятам.

— Ох, — утомлённо промямлил я, — кто к баранам, а я, пожалуй, вернусь… к Дариме. Правда, она меня каждый день метафизически бьёт по голове сутрами. Но может, оно всё же лучше, чем «машинкой желаний»? — подмигнул я ребятам и направился к выходу. — Надеюсь, вы не поссоритесь тут без меня!

При моём появлении двери дома гостеприимно распахнулись. Впрочем, так же они поступают и при появлении любого другого человека. Гостям мы всегда рады.

Только я устало скинул обувь и собрался завалиться на мягкую лежанку, как в дальнем конце зала мои органы чувств уловили какое-то подозрительное копошение. Я пригляделся. Приглушённый свет выхватил из тьмы фигуру у моего письменного стола. Кто-то с хрустом и шелестом что-то ворошил там. Я потихоньку подкрался ближе. Ну, конечно, это не «кто-то». Это Дарима. Я осторожно заглянул ей через плечо.

— Научные достижения института изучаем на досуге? — издевательски процедил я. — Или это теперь называется «медитацией на часок»?

Я хищно оскалился, приготовившись. Застигнутая врасплох «мисс любознательность» резко обернулась: в глазах вспыхнул игривый огонь, казалось, в моей подруге проснулась дремавшая дикая кошка. Она схватила из разворошённой кипы бумаг несколько листов и, застыв, пару секунд вызывающе пронзала меня взглядом, словно призывая принять правила игры.

Я попытался изъять ценные бумаги — между прочим, научные расчёты! — из рук возлюбленной, но шустренькая Дари вырвалась и побежала по комнате, нараспев провозглашая строки из «ценнейшего манускрипта нашего времени»: