Весы для добра - [17]

«Старое начиналось сызнова», — через силу ухмыляясь, говорил он вслух, и голос казался странным и чужим в пустой комнате. Он подходил к растресканному казенному зеркалу, смотрел и никак не мог постигнуть, как это может быть, что вот это — он, тот, чей голос он слышит постоянно, чья жизнь занимает его, как собственная. Лицо, раздробленное, как у Пикассо, с похмелья было бледным, желтоватым. Он полуприкрывал веки, чтобы посмотреть, как он будет выглядеть мертвым. Сильно потерев тыльную сторону кисти у запястья, он нюхал потертое место и чувствовал запах «мертвеца» — этому его научили в первом классе. Вдруг становилось неловко смотреть на себя со стороны, и он, словно его уличили в чем-то нехорошем, поспешно отводил глаза и старался как-нибудь отвлечься. Да, конечно, совестно видеть человека, про которого знаешь всю подноготную, и еще совестнее, — который знает всю подноготную про тебя. Когда смотришься в зеркало, оба эти чувства складываются. «Я схожу с ума? Да, я схожу с ума», — по складам произносил он, и на мгновение чувство реальности исчезало окончательно, все становилось незнакомым и непонятным. Что это? Откуда? А когда реальность возвращалась, было очень плохо. Валялись пустые бутылки, в лужах на столе источали желтый яд прогоркшие, разваренные окурки, там же кисла колбасная кожура, и было уж до того плохо…

И отодвинутая мысль об академке явилась подлинным спасением. Грошев почему-то стал тянуть и темнить, и Олег, не дожидаясь его, пошел в деканат и получил академку неожиданно легко, без всяких справок.

2

И вот путешествие началось.

Слегка увязая в грязном, с мазутными пятнами песке, сверху пыльном и ржавом, а внутри сыром и темном, Олег добрался до головы приглянувшегося состава и, робея, окликнул машиниста. Оказалось, что состав идет не туда, куда надо, но машинист ответил приветливо и без всякого удивления, поэтому Олег приободрился. Он стал переходить от тепловоза к тепловозу, окликая машинистов и наслаждаясь все возраставшим чувством уверенности.

Переходя от состава к составу, — где перелезая через тормозные площадки, где пролезая под вагонами, держа рюкзак в согнутой руке и придумывая, что делать, если поезд тронется (видела бы его сейчас Марина… или Анни Жирардо), — Олег увидел тщедушного мужчинку лет тридцати пяти в пушистой рябенькой кепке и затертом дешевом костюме, какой бывает только у тех, кто использует его в качестве рабочей одежды. Новый знакомый был плотником и ездил из Подпорожья в Ленинград в месячную командировку, там пропился и теперь возвращался на неделю раньше срока. Для Олега было новостью, что плотники тоже ездят в командировки.

Повеселевшие, они полезли дальше вместе, в качестве соучастников, крайне расположенные друг к другу, чуть ли не подсаживая один другого на лесенки тормозных площадок. Последний состав шел в Вологду. Это было не то, что нужно, но уже неплохо. Неподалеку была будочка, возле которой стоял, очевидно, охранник, один из тех, у кого Грошев брал нужные справки. Увидев вылинявшую до белизны гимнастерку и кобуру, сделанную, казалось, из голенища старого кирзового сапога (имелись даже потертости в тех местах, где прежде была щиколотка), неизвестный оробел, но Олег смело двинулся вперед, и спутник, было приостановившийся, последовал за ним.

Подойдя, Олег поздоровался, охранник ответил, по-прежнему спокойно и выжидательно глядя на них. Он был седой, худощавый, с умным лицом старого николаевского солдата. Олег спросил, скоро ли пойдет состав на Вологду.

— Пойдет, — как-то неопределенно ответил охранник. — А вы почему пассажирским не едете?

— Да вот денег нет, — как можно простодушнее ответил Олег и понимающе ухмыльнулся. Ухмыльнулся, в сущности, той самой улыбкой, которую хотел бы вызвать на лице слушающего. Но слушающий не улыбнулся. Он просто кивнул, не понимающе и не сочувственно; просто кивнул — принял к сведению.

— Документы у вас какие-нибудь есть? — чуть подумав, спросил он. Олегу вопрос показался вполне естественным: надо же знать, кого устраиваешь на товарняк, и он полез в задний карман за паспортом. Его спутник сказал, что у него только командировка и протянул сложенную в несколько раз бумажку, которую охранник не торопясь развернул и стал медленно читать вслух, пока Олег возился с молнией на кармане.

Извлеченный из заднего кармана паспорт имел не вполне приличный, выпукло-вогнутый вид, и Олег, попытавшись незаметно разгладить его, подал охраннику. Тот, не обращая на форму паспорта никакого внимания, положил его на ладонь поверх командировки, раскрыл и прочел: «Евсеев Олег Васильевич. Учащийся», — затем прочел штампы прописки и места работы («зачислен студентом»), вложил командировку в паспорт, положил его в карман застиранных галифе, кивнул: «Подождите» и пошел в будку. Олег и его спутник почувствовали слабое беспокойство, свое и соседа, но охранник скоро вышел, снова кивнул им, как бы говоря «все в порядке», и двинулся вдоль путей, бросив им «идите за мной».

— А паспорт? — десятка через два шагов решился напомнить Олег.

— Сейчас получите, — серьезно ответил охранник. Еще шагов через десяток, пройденных в напряженном молчании, вступил спутник.