Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю) - [169]
Государство — важная вещь, и если оно плохо выглядит, то это хуже, чем с одним-единственным дворцом. Когда умелый плотник строит дом, ему не сделать окружности без циркуля, прямого угла без наугольника, точно вертикального и горизонтального без отвеса и уровня. Но когда работа готова, никто уже не думает о циркуле, наугольнике и отбивном шнуре — награждают мастера за умение. Когда же дворец готов, никто уже не помнит об умелом плотнике, все говорят: "Великолепно! Это дворец такого-то правителя или такого-то вана". Этого нельзя не понимать.
Властитель же, не постигший искусства властвовать, не таков. Себя он считает более способным, чем другие, поэтому, когда у него служит достойный, он его не любит и обсуждает его с недостойными. От этого его делам и имени один ущерб, а стране — опасности.
Жужубы, собственно, принадлежит этому растению, а мех, из которого делают шубы, — лисам. Однако же мы едим жужубы и одеваемся в лисий мех. Точно так же прежние ваны пользовались тем, что им не принадлежало, и тем самым это делали своим. Тан, У в один день присвоили народ Ся и Шан, присвоили земли Ся и Шан, присвоили достояние Ся и Шан, а народ при этом обрел покой, и никто в мире не смел им угрожать. Они раздали эти земли в наделы, и никто в мире не посмел не принять! Они раздали эти богатства в награду, и все в мире наперебой их брали. Когда же они не стали отказываться от Вэй и Цичжоу, весь мир счел это великим человеколюбием и верностью моральному долгу! Вот что значит уметь использовать не принадлежащее тебе самому!
Бо-гун Шэн встал во главе царства Чу, но не сумел разделить содержимое своих сокровищниц с другими. Уже на седьмой день Ши Ци ему сказал: "Быть беде! Если вы не можете разделить с другими то, что в кладовых, лучше сожгите, пока другие не использовали это против вас". Бо-гун все же не сумел справиться с собой. Через девять дней Е-гун вошел в столицу; он раздал то, что было в хранилищах, народу, а оружием, которое хранилось в Гаоку, вооружил людей, чтобы они могли выступить против Бо-гуна. Через девятнадцать дней Бо-гун был мертв. Страна ему даже не принадлежала, а он желал все присвоить сам — это можно назвать величайшей алчностью. Не будучи в состоянии присвоить богатства, он не желал и раздать их другим — это можно назвать величайшей глупостью. Поистине скупость Бо-гуна подобна любви совы к своим чадам!
Вэйский Лин-гун задумал выкопать пруд в плохую погоду, когда трещал мороз. Вань Чунь стал его увещевать: "Начинать эти работы в такую холодную погоду! Боюсь, не повредило бы это народу!" Гун спросил: "А что, холодно разве?" Вань Чунь сказал: "Вы, господин, сидите в лисьей шубе на медвежьей подстилке, а в каждом углу у вас по жаровне, вот вам и не холодно. А народ одет в лохмотья, которые и залатать нечем, и обут в рваные сандалии, которые нечем подвязать. Так что то, что вам не холод, народу очень даже холод!" Гун сказал: "Хорошо!" — и велел прекратить работы. Тогда окружающие стали его уговаривать: "Когда вы, правитель, велели копать пруд, вы не знали, что погода стоит холодная, а этот Чунь знал. Если вы из-за него прекратите сейчас работы, то свое счастье народ припишет Чуню, а свои несчастья — вам, правитель". На это гун сказал: "Нет, это не так. Кто такой Чунь? Луский мужик, которого я взял на службу, и народ его еще и не видел в деле! А вот теперь этим делом я и дам народу случай увидеть, каков он есть. Кроме того, добрые дела Вань Чуня как бы все равно что мои собственные, так что его доброта — это моя доброта!" О Лин-гуне можно сказать, что он постиг искусство властвовать.
Правитель не должен нести ответственность ни за что в отдельности. Назначая на должности, он передает назначенным и всю ответственность. Искусность или неловкость исполнителей зависит от них самих; получат ли они награду или будут наказаны — зависит от законов. Зачем же правителю всем этим заниматься лично? Награда тогда не будет поводом для раздумий о собственной доблести, а наказание — для помыслов о мести. Каждый будет думать, что сам виноват, вот и все. Вот высший порядок
ГЛАВА ПЯТАЯ
Устроение прямоугольного / Чу фан
Наведению порядка должно предшествовать распределение функций. Правитель и подданный, отец и сын, супруг и супруга — когда эти шесть позиций заняты как должно, низшие не смеют переступать границы, а высшие — не смеют относиться к своим обязанностям легкомысленно. Младшие тогда не проявляют строптивости, а старшие — пренебрежительности.
У металла и у дерева разные задачи; у воды и огня специфические функции. Инь и ян не тождественны в своих делах, но польза, приносимая ими народу, едина. Следовательно, различное может быть подобным в том, что покой, а подобное может нести угрозу различными способами. Различение подобного и различного, разница между благородством и низостью, моральное сознание, свойственное старшим и младшим, — ко всему этому прежние ваны относились с осторожностью, ибо здесь пролегает граница между порядком и смутой.
Стрелок видит кончик осенней паутинки, но не замечает стены, на которой висит мишень. Художник замечает каждый волосок, но ему безразличен общий вид изображаемого. Это называется — "внимание к главному". Если не сконцентрироваться на главном — даже будучи Яо или Шунем, порядка не установить. Потому что всякая смута начинается вблизи, а простирается далеко; начинается у корня, а достигает верхушки. То же и порядок. Потому и случилось так, что Байли Си находился в Юй, и Юй погибло; когда же он находился в Цинь, это царство стало ба-гегемоном. Когда Сян Цзи обитал в Шан, Шан погибло, но когда он оказался в Чжоу, это царство стало властвовать над миром. Когда Байли Си был в Юй, рассудок его не был слаб; кода Сян Цзи находился в Шан, его советы не были плохи. Просто не было там самого главного. Когда один переселился в Цинь, его ум не стал сильнее, и когда другой переселился в Чжоу, его постановления не стали совершеннее, просто у них появился корень. Этот корень и есть то, что называется ясным разграничением функций.
Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.
Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.