Весны гонцы. Книга первая - [4]

Потом Глаша выложила Алёне все собранные ею за неделю сведения об институте и собственные наблюдения. Народу поступает много, а примут всего шестнадцать человек — конкурс огромный. И особенно большой наплыв девушек, а их возьмут меньше, чем мальчишек, — кошмар! Между прочим, из поступающих мальчиков некоторые ничего себе! Например, один из Сибири, Александр Огнев, — умный и на вид такой… как бы это сказать… герой! И голос… и талантливый абсолютно. И Стелла про него говорила студентам с третьего курса, что у Огнева великолепные данные. Только уж слишком серьезный он. «Василия Теркина» читает — что надо! Колхозник, между прочим. ещё есть один, здешний — Хорьков Валерий, удивительно симпатичный, вежливый! Читал стихи Щипачёва — ну просто артист. Стелле он тоже понравился. Девушек много, но лично ей, Глаше, почти никто не нравится, то есть все они славные, но какие-то… неподходящие. Да! А про неё саму Стелла сказала: «Скорогово́рит и непонятная индивидуальность, но поступать стоит».

Алёна внимательно слушала Глашу, и все сильнее охватывал её страх, что не попадёт в институт. Алёна вспомнила нарядных девушек, таких изящных и таких уверенных. И рядом представила себя. И сразу в памяти возникли насмешливые слова матери: «Разве артистки такие бывают?»

Алёна посмотрела на новую подругу: васильковое крепдешиновое платье ладно сидело на полной её фигурке.

— Ты что на меня так смотришь? — спросила Глаша. — Что ты приготовила читать?

Алёна заставила себя ответить спокойно:

— «Тройку» Гоголя.

— Ох, это многие читают! А ещё что?

— Басню «Ворона и Лисица».

Глаша даже руками всплеснула.

— Ой! Ну, все читают! А стих у тебя какой?

— Я хотела Симонова…

— «Жди меня»? Ну, буквально все читают! Это ужасно невыгодно, — тоном специалиста объявила Глаша. — Во-первых, экзаменаторам надоедает одно и то же. Кроме того, кто-то может прочесть лучше тебя — опять невыгодное сравнение! — Видимо, заметив отчаяние в глазах Алёны, она сказала ободряюще: — Ну, ничего… А может, ты ещё что-нибудь знаешь?

Алёна замотала головой.

— Прозы другой не знаю… и басню…

— Ну а стихи?

— Стихов я много могу. Маяковского и Пушкина.

— Вот это лучше!

Сидя на Алёниной кровати, они вспоминали стихи и решили, что лучше всего читать «Сожженное письмо» Пушкина или «Секрет молодости» Маяковского.

— Теперь прочти — посмотрим, что у тебя лучше. А вот и Валя кстати! Знакомься, Валя Красавина!

Валя приостановилась в дверях, посмотрела на Алёну, улыбнулась. Она согласилась, что оба стихотворения хороши, важно, какое лучше получается у Алёны.

Но Алёна читать не захотела. Побоялась не понравиться и совсем потерять уверенность.

— Идемте, что ли, обедать, девочки? — сказала Валя, видимо, поняв мысли Алёны. — Сама решишь, что читать. Да ещё вечером консультация…

Алёна с тревогой подумала о вечере, об этой Стелле. Вдруг и ей скажет, как Вале. Что тогда? Хватит ли у неё силы пойти на экзамен, если скажут, что она «неподходящая»? Валя ей показалась просто героиней.

За обедом в чистенькой столовой поблизости от института выяснилось, что Валя из Архангельска, воспитанница детдома: родители погибли в сорок первом. Валя четыре года занималась в кружке художественного чтения при Доме пионеров и заняла первое место на областном смотре самодеятельности. Глаша оказалась ещё более опытной — с шестого класса играла в школьном драмкружке, а последний год выступала в Доме культуры, куда её пригласили на роль Машеньки. И хотя за эту роль она даже получила грамоту, считала Машеньку не своей ролью, а мечтала играть Анну Каренину.

Алёна совсем приуныла. Всего один раз в седьмом классе она с тремя девочками танцевала на школьном концерте молдовеняску, да и то спутали фигуры и, не закончив, убежали.

В девятом классе учитель литературы Митрофан Николаевич всегда вызывал Алёну читать стихи. Она охотно читала, чувствовала, что получается хорошо, и девочки хвалили. А Митрофан Николаевич очень внимательно слушал. В последней четверти он сказал: «У вас, вероятно, артистический талант. Хотите выступить на вечере?» Алёна согласилась со страхом и восторгом и больше готовилась к выступлению, чем к экзаменам. Уходила в лес и во весь голос, выкладывая всю душу, читала:

Они гласят во все концы:

«Весна идёт, весна идёт!

Мы молодой весны гонцы.

Она нас выслала вперёд!»

Потом бродила молча, вдыхая сырой, беспокойный весенний воздух, запахи смолы и хвои, прелого листа и молодых берёзовых почек, подставляла лицо свежему ветру, лучам не очень щедрого северного солнца и думала о том, как после своего выступления на вечере скажет Митрофану Николаевичу, что хочет быть артисткой. Потом пела, подражая Обуховой: «Не брани меня, родная», — и опять читала.

Накануне школьного вечера девочки сказали ей, что к Митрофану Николаевичу приехала из Вологды невеста и он женится.

Алёна на вечере не выступала, даже в школу не пошла — сказала матери и девочкам, заходившим за ней, что угорела. Спать легла рано — вместе с братишками, детьми тети Любы и Петра Степановича, ночью все обдумала и окончательно решила: уйти в вечернюю школу, поступить на работу, чтобы скопить денег и уехать учиться на артистку, а пока записаться в драмкружок при Доме культуры.