Веснушка - [84]

– Потому что она безвкусная и тошнотворная.

– Вот видишь, это мне в тебе и нравится. Никто мне такое не говорит. Большинство моих знакомых гордятся моими достижениями, а ты не очень-то. И мне надо это слышать. Ты мой главный критик. Ты терпеть не можешь мою бейсболку, значит, я выброшу эту бейсболку.

Он снимает ее и пропихивает в узкую щель в мусорном ящике.

Я ошарашенно смотрю на мусорку.

– Когда мы с тобой встретились, я наговорил чудовищных гадостей, – говорит он, – но я злился, потому что был недоволен своей жизнью и вроде как перенес свои чувства на тебя. Не закатывай глаза, пожалуйста. А потом ты послушалась меня и стала действовать, ты стала менять свою жизнь или, по крайней мере, попыталась. В общем, глядя на тебя и разговаривая с тобой, я вдохновился и решил взглянуть на свою жизнь, и я понял, что моя пятерка – совсем не те люди, о которых я раньше думал. Я расстался с Джаз, я внес несколько серьезных изменений в своем офисе на прошлой неделе, и это только начало. Я сделаю все, чтобы люди слушали меня, потому что ты права, я был настоящей тряпкой. А еще я поговорил с дядей Тони. Мы больше не работаем вместе.

– Надо же. Как он это воспринял?

– Сказал, что я неблагодарный и он подаст на меня в суд и отберет все, что у меня есть. Знаешь, мне нет дела до его угроз. Это не важно, главное, что я меняюсь и могу начать с чистого листа. И за все это я должен благодарить тебя. Когда я увидел тебя с твоей матерью на прошлой неделе…

– Это у любого отбило бы охоту начинать новые отношения, – перебиваю я, потихоньку замедляя шаг, весь мой гнев выдохся.

– Да, но ты пыталась. Мне давно пора научиться у тебя смелости.

Я бросаю на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что он не шутит. Ни капли сарказма. Он смущен. Даже мне неловко за него. И за себя.

– Вот. Это все, что я хотел сказать. И куда ты так спешишь?

– Да никуда, – признаюсь я. – Подальше от тебя. – Я подхожу к пекарне, открываю дверь.

Он заходит за мной.

– Привет, Спеннер.

– Здоро́во, Веснушка. Где пропадала? Я думал, что напугал тебя и ты больше не вернешься. – Он молча оглядывает Тристана с ног до головы.

– Это Тристан.

– Привет, – говорит Тристан вежливо.

Спеннер только кивает, смеряя Тристана подозрительным взглядом.

– Твой парень? – спрашивает он.

– Ни в коем случае, – говорю я оскорбленно.

– Ну, знаешь, я парень и я твой друг, – говорит Тристан, обиженный моим тоном.

– Ты мне вообще не друг, – говорю я. Спеннер фыркает.

– Что будете заказывать?

– Мне капучино с миндальным молоком, – говорит Тристан и добавляет «пожалуйста», когда Спеннер бросает на него свирепый взгляд.

– Так у тебя аллергия на молочку? – спрашивает он, поддразнивая, таким женоподобным противным голосом.

– Вообще-то непереносимость, – говорит Тристан, – меня пучит. Аллегра, а ты что будешь?

– Как обычно. – Спеннер и я произносим одновременно.

– Я прислушался к твоему совету и нашел себе адвоката, – говорит он.

– Спеннер, это чудесная новость. Его бывшая не разрешает ему видеться с его маленькой дочкой, – объясняю я Тристану.

Тристан вздыхает.

– Тяжело, наверное.

Спеннер глядит на него так, будто хочет оторвать ему голову. Тристан шарахается от него.

И вдруг Спеннер со всей силы ударяет по воздуху кулаком, и Тристан от неожиданности подпрыгивает на месте. Он поднимает оба кулака перед лицом, будто он Кэти Тейлор, абсолютный чемпион.

– Меня вызовут в суд, – говорит он, – и я расскажу им, что прожил с Хлоей три года, прежде чем она залетела, – премного благодарен, – а потом жил с Арианой, пока ей не исполнилось четыре. Я платил за все, у меня свой бизнес, я возил ее в Монтессори-сад каждое утро, пока Хлоя еще валялась в постели, – премного благодарен, – а потом буду ждать, пока не услышу извинений: нам так жаль, мистер Спеннер, за причиненные неудобства, вы можете идти – и дочь свою забирайте.

– Или вы могли бы попросить подругу Аллегры, министра юстиции, выручить вас, может, она замолвит за вас словечко перед судьей, – говорит Тристан, едва сдерживая ухмылку.

Спеннер смотрит на меня удивленно:

– Веснушка, почему ты молчала?

– Нет… я… возможно, она приедет в Малахайд через несколько недель. Я жду ее ответ. А может, она занята. – Я чувствую, как мое лицо горит при каждом слове.

– Несколько недель. Слишком долго, – говорит он, выходя из-за прилавка и направляясь к двери. Он широко расставляет ноги, зажигает сигарету и глядит на улицу.

Тристан смеется:

– Прости, не смог сдержаться. Он такой устрашающий, правда?

– Ради дочери он готов на все, – говорю я, и сама удивляюсь, когда слова застревают в горле. У меня есть точно такой же человек дома, а я здесь. Эта грустная мысль выбивает у меня почву из-под ног после утреннего воодушевления. Нужно сделать так, чтобы все было не зря. Чтобы это время, проведенное вдали от него, было потрачено не зря.

Мой телефон жужжит в моей руке, значит, пришел имейл, и я тут же проверяю.

– Все в порядке? – спрашивает Тристан, насыпая сахар в свой кофе и глядя на мое лицо.

– Да.

– Это она, министр? – спрашивает он насмешливо. – Что говорит? Придет?

– Вообще-то да. – Я выпрямляюсь. – И она будет приглашенным спикером.