Она вдруг проснулась в половине пятого. Но не сразу поняла, сколько времени. Сначала не могла понять не только где она, а вообще, кто она есть. Сделав над собой усилие, наконец узнала свою комнату. Она лежала на маминой кровати совершенно голая, видимо, и проснулась оттого, что замерзла. На спину что-то давило. Осторожно повернула голову и в десяти сантиметрах от своего лица увидела рыжую бороду. Внутри все похолодело. Ей стало страшно.
Вчерашний день. Надо вспомнить вчерашний день…
Он начался с того, что Люда совершенно не собиралась вылезать из-под одеяла, хотелось лежать в полудремоте и ни о чем не думать. Хотя воскресенье – банный день. А баню она любила. Но сегодня даже в баню идти настроения не было. С Галиной они уговорились еще накануне…
Галя – ее одноклассница. Но подружились они не в школе, а в бане, встретившись случайно лет через семь после окончания школы. И это новое знакомство скоро переросло в самую что ни на есть дружбу. Они виделись регулярно раз в неделю – чаще не получалось, обе много работали – и были друг для друга главными исповедницами, советчицами и утешительницами.
И пока она решалась передоговариваться и отменять на сегодня баню, время ушло: Галя уже вышла из дома. Пришлось срочно выволакивать себя из постели. Кое-как собралась, даже умываться не стала – все равно же в баню идти – и выскочила в обрез. Хорошо еще, баня в десяти минутах от ее дома.
У дверей бани продавали веники. Уже издали было видно, что дубовых нет. Дубовые она любила больше всего. И за запах, и за какую-то особую мягкость, да и держались они дольше других. Когда она подошла, дядька ханыжного вида суетливо поднялся.
– Сколько стоит? – Она разглядывала веники. Он начал с самого дорогого. Люда старалась не смотреть на его сизый фонарь под глазом. Вдруг откуда-то появилась разбитная бабенка.
– Иди отсюда! – накинулась она на дядьку. – Поди умойся сначала, прежде чем с покупателями разговаривать! – И, как заправская продавщица, заулыбалась Люде: – Эти – пятнадцать… – дипломатично начала она с самого дешевого.
Люда выбрала плоский веник с прямыми зелеными листиками, березовый, заплатила тридцатку. «Ладно, уж раз пришла, куплю шикарный для утешения».
Баня была старая, может быть, еще довоенная. Три ряда железных облупившихся шкафчиков с сиденьями… Казалось, они сохранились со дня основания бани. Галя уже, видимо, разделась: место, привычное, вдоль окон, было для Люды занято. Народу вроде немного. Она торопливо разделась, облачившись в банные принадлежности. Вьетнамки еще ее детские (когда только она купит нормальные), шерстяная шапочка, полотенце для сидения и лежания, веник в руки – и вперед. Шаек навалом чистых, сухих. Веник замочен – и в сауну. Еще в предбаннике увидела Галины тапки со световой блямбой на пятке. В сауне было жарко.
– Привет!
– Здрасте, здрасте!
Галя на самом верху, подвинулась, освобождая место для Люды.
– Сколько там, на градуснике? По-моему, жарит сильно.
– Нормально! Сто два! – Люда вгляделась в термометр на деревянной стене. – Слушай, на улице-то четырнадцать! Благодать какая! – растянулась она во весь рост. – Хоть погреюсь!
Тепло окутывало по поверхности, не спеша проникать внутрь. Люда расслабилась, закрыла глаза. Здесь даже лучше, чем под одеялом.
Тетка на нижней ступеньке держала у своего носа какой-то стеклянный пузырек.
– Хотите попробовать? Вдохните! Замечательная ингаляция! Так очищает! – Она протянула пузырек Люде. Та приподнялась на локтях, закрыла пальцем одну ноздрю, вдохнула.
– Ой! Что это? Какой дух волшебный!
– Здесь смесь разных масел: полынь, чабрец, мята… Я сама составляю, – пояснила она гордо. – Чувствуете горчинку? Это березовые почки. Я долго искала эту нотку. Пробуйте теперь вы! – скомандовала она Гале.
– Этим можно пользоваться как духами, – восхитилась Галя, отдавая тетке склянку после дегустации.
– Да, дочка говорит: «фирма Люси Чири». Меня Люся Чирикова зовут. – Тетка тяжело поднялась. – Пойду…
– Ну как ты? – начала Галя шепотом, когда они перевернулись на спину.
– Знаешь, Галка, чего-то никак мне не прийти в себя, – наконец смогла пожаловаться Люда.
– Бедная ты моя, бедная… – сказала Галя, погладив ее по шапке.
Слезы, с утра копившиеся в Людиных глазах, свободно потекли по щекам, и Люде стало легче.
Потом они сидели в предбаннике на скамейке, куда еле помещались вдвоем, поджав ноги и закутавшись в полотенца, допотевали. Именно здесь обсуждались последние события и возникшие за неделю проблемы. Люда продолжала:
– Понимаешь, я совсем не знаю, как мне жить. Пока мама лежала, было, конечно, тяжело. Но и легко. Надо деньги зарабатывать, надо маму вытаскивать. Никакой моей, отдельной жизни. И все понятно… И в каком-то смысле легче, чем сейчас. Я отвыкла жить для себя. Я не знаю, куда себя деть… И работать совсем не хочется и, знаешь, как-то незачем.
– Русик, ну надо, чтобы время прошло. После похорон сколько? Недели две прошло?
– Шестнадцать дней.
– Надо тебя, я думаю, теперь замуж выдать.
– За кого замуж-то?
– Ну искать надо.
– Я думаю, мне просто не судьба…
– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, вот Никола, он же постоянно… Ну время от времени делает мне предложение, по всей форме, кстати, с цветами и конфетами. Но он это делает только тогда, когда у меня все хорошо.
