Весна Византии - [116]

― Вы не собираетесь вызвать сына домой?

― Думаете, мне следует это сделать? ― Адорне не спеша поднялся на ноги. ― Пойдемте. Надеюсь, дамы нас извинят, но мне хотелось бы показать вам в кабинете кое-какие скучные бумаги. Нет, я пока не стану писать Яну в Париж. Чуткие уши могут быть очень полезны. Зачем иначе Тильда живет в моем доме?

С улыбкой он прошел к себе в кабинет.

― Я очень обижусь, если вы помешаете мне видеться с ней, ― заметил Грегорио. ― Разумеется, я обещаю не пытаться разузнать о генуэзских делах больше, чем вы сами готовы мне поведать. Однако сейчас я как раз нуждаюсь в вашем совете. Кто такой Пагано Дориа?

Никаких бумаг на столе Адорне не было, зато там стоял поднос с бокалами и вином в изящном расписном кувшине сирийской работы… несомненно, память о паломничествах в Святую Землю. На боку глиняного сосуда серебром поблескивала какая-то надпись.

― Новый генуэзский консул в Трапезунде? ― уточнил Адорне. ― Я так и думал, что вы об этом спросите, и осведомился на его счет у Жака Дориа. Он происходит из младшей ветви семейства, и долгое время жил в Константинополе и на Хиосе, однако, похоже, прежде ему недоставало способностей или склонности подолгу заниматься чем-то одним. Не думаю, что вам с Николасом следует тревожиться на его счет. От этого поста не раз отказывались куда более достойные люди. Как вам известно, император недолюбливает генуэзцев.

― Я так и думал, ― заметил Грегорио. ― Он женат?

― Насколько известно Жаку ― нет. У него, кажется, вообще не имеется близких родственников. Могу ли и я в свою очередь спросить у вас кое о чем?

― Разумеется, ― согласился Грегорио, прихлебывая вино. Интересно, и как он мог надеяться, что этот человек выболтает ему хоть что-то важное?

― Прошу простить за такой вопрос, ― начал тем временем Ансельм Адорне, ― но я все больше тревожусь за Катерину де Шаретти и ее матушку. Мне трудно поверить, что столь юной и незрелой девушке, как Катерина, позволили отправиться во Флоренцию. И зная, сколь сильно дела компании зависят от нее, я также не могу понять, почему ваша хозяйка решилась предпринять такое путешествие. Разумеется, я уважаю ваше молчание, но мне хотелось бы предложить свою помощь, если это необходимо.

Он говорил спокойно и с достоинством, и Грегорио ничего не оставалось, как ответить:

― Я благодарю вас за предложение, но, право, мы ничего ни от кого не скрываем. Возможно, вы лучше поймете наши мотивы, если я напомню вам о втором браке демуазель. Нам показалось разумным удалить Катерину от Николаса и даже от возможных известий о нем.

― Так она не с Николасом? ― удивился Ансельм Адорне.

Такое стряпчему и в голову не могло прийти. Неудивительно, что сей разговор имел место в рабочем кабинете.

― Значит, ходят такие слухи? ― уточнил Грегорио.

― Сожалею, но да, ― подтвердил Адорне. ― Как вам известно, он всегда был юношей, не чуждым плотских утех. Говорят, девочка искренне им восхищалась. Имея корабль, деньги и наследницу, Николас может не пожелать возвращаться домой, покуда жива его супруга. Конечно, демуазель в отчаянии… Но ведь она знает, что с делами в Брюгге вы можете управиться и без нее.

Грегорио готовился к разговору, полному намеков и недосказанностей, ― а в него словно бы выстрелили из пушки.

― Мне легко опровергнуть все эти домыслы, мессер Адорне, ― заявил он. ― Попросите Лоренцо Строцци показать вам письма его матушки из Флоренции. Там нет ни слова насчет Катерины. К тому же… она, конечно, славная девочка, но неужели вы думаете, что ради нее одной Николас согласился бы бросить и жену, и все, чего он добился в Брюгге?

Адорне пожал плечами.

― Я пересказываю вам лишь то, что говорят люди. Разумеется, сам я не думаю, что он предал бы друзей и супругу. Тем не менее, у меня есть причины для волнения. Насколько мне известно, основные доходы от соглашения по квасцам поступают на счет Николаса в Венеции, и эта сумма будет расти год от года. Разумеется, до той поры, пока кто-нибудь другой не обнаружит эти залежи, и тогда Венеция прекратит платить вам за молчание.

Грегорио с невозмутимым видом продолжал потягивать вино. Конечно, все как обычно, свелось к квасцам… Белый порошок, без которого невозможно красить ткань… До той поры, пока Оттоманская империя не даровала Венеции франшизу, Генуя держала мировую монополию на первоклассные квасцы. Затем кампания Шаретти обнаружила залежи этого минерала в папских владениях и продала эту информацию Венеции в обмен на их молчание. Венеции, заклятому врагу Генуэзской Республики…

Уставившись в свой бокал, Грегорио гадал, каков истинный смысл речей Адорне. «Скажи мне, где расположены залежи квасцов, и я признаюсь, кто стоит за Пагано Дориа»? Или, возможно: «Мы хотим получать более дешевые квасцы, иначе мы отправимся к папе и подскажем ему, где искать месторождение. На деньги от этой находки он может отвоевать Константинополь…»

Стряпчий промолчал, но Адорне заговорил сам, как будто прочел его тайные мысли.

― Должен признать, я немного завидую Николасу, который благодаря своим талантам немало обогатит и компанию Шаретти, и венецианцев с флорентийцами. Брюгге ― наш дом, но родина моя в Генуе, а там сейчас далеко не все ладно. Деньги пригодились бы нам, чтобы купить свободу.