Весна Византии - [117]

― Но ведь у вас есть дешевые квасцы, ― возразил Грегорио. ― Николас договорился об этом с Генуей. Их посланник, Проспер де Камулио, принял соглашение. Если бы монополию получил папа римский, вы оказались бы в куда худшей ситуации.

Адорне отставил свой бокал в сторону.

― Главное, чтобы Господь был на нашей стороне. ― Внезапно он улыбнулся. ― Ну, разумеется, квасцы ведь есть и в Себинкарахисаре. Все зависит от того, кто вспомнит о них первым: Пагано Дориа или Николас.

* * *

Прощаясь с хозяином дома, Грегорио с удивлением обнаружил, что у него подкашиваются ноги. Редко когда в последнее время кто-то мог играть с ним на равных, и тем более переиграть его с такой легкостью.

Сейчас же стряпчий гадал, не мог ли Адорне, прежний союзник Шаретти, теперь принять сторону их противников. Нужно было тщательно взвесить каждое слово и попытаться прийти к каким-то выводам. По крайней мере, во время этого разговора никто не упоминал о лорде Саймоне и о путешествии в Сент-Омер. Грегорио объяснил всем вокруг, что собирается туда по делам и, разумеется, чтобы встретиться с посланцем из Трапезунда.

― Так он вас еще не навещал? ― поинтересовался Адорне. ― Разумеется, вам следует познакомиться с Алигьери. И, раз уж мы заговорили о нем, то зайдите также к Просперу де Камулио. Это очень неглупый человек. Он близко связан с дофином и может быть полезен в делах.

Поблагодарив за совет, Грегорио задумался, зачем Адорне сказал ему об этом. Сам он вовсе не собирался встречаться с де Камулио, поскольку не ожидал услышать от него ничего нового. С делами компании после отъезда Николаса он прекрасно справлялся и сам. Конечно, не добавлял ничего нового, зато оттачивал и усовершенствовал все прежние начинания. Возможно, люди вокруг полагали, что Грегорио слишком дорожит столь неожиданно доставшейся ему властью. Вероятно, именно поэтому никто не стремился помешать встречам малышки Тильды с тем шотландцем. Ведь Тильда была наследницей, подобно Катерине.

Однако Грегорио никогда не упускал из виду, что рано или поздно истинные хозяева компании ― демуазель де Шаретти и Николас, вернутся домой. Он никогда не покушался на то, что не принадлежало ему по праву и, возможно, был одним из немногих, кто в действительности представлял себе, каких высот со временем может достичь Николас. Грегорио не отличался чрезмерной скромностью, однако хорошо знал свое настоящее место.

Они с Адорне до дна осушили сирийский кувшин с вином, и стряпчий убедился, что слухи, ходившие о способностях его собутыльника, оказались чистой правдой. У него самого под конец язык начал здорово заплетаться на сложных словах. Чтобы наказать себя за слабость, он спросил, что означает арабская надпись на кувшине. «Вечная слава, процветание и удача во всех делах», ― так там говорилось. Грегорио высказал пожелание, чтобы слова эти в полной мере относились к хозяину дома.

― Хотя бы до той поры, пока цела эта глина, ― любезно ответил ему Адорне.

А ведь они пользовались этим кувшином каждый день… На подгибающихся ногах, Грегорио, погруженный в задумчивость наконец вернулся восвояси.

Глава двадцать третья

Сент-Омер больше всего напоминал поле боя. Грегорио прибыл туда в пятницу, после вечернего богослужения, в надежде, что к этому времени дороги опустеют, а рыцари уже обустроятся в городе, вместе со своими пажами, слугами, оруженосцами, лошадьми и снаряжением, готовясь к турниру, который должен был состояться во вторник. За две недели до этого сюда прибыл герцогский двор, которому предшествовали семьдесят повозок, влекомые пятью или шестью лошадьми каждая, и груженые предметами мебели и всевозможным багажом. В том же обозе следовали герольды, трубачи, охотничьи псы и ловчие птицы, герцогское вино, книги, специи, драгоценности (пять повозок!) и ванна. Вино, злаки и мясо, чтобы прокормить тысячу гостей и их слуг, уже находились в кладовых.

Но Сент-Омеру требовались ежедневные припасы для толп, прибывающих каждый час через городские ворота: здесь были обычные зрители и зеваки, просители, торговцы, женщины, художники, кузнецы и портные, а также ремесленники, повсюду следовавшие за двором. Эта древняя столица графов Фландрии и Артуа много чего повидала на своем веку, в том числе и королевские свадьбы, и прошлые собрания Ордена Руна. Но сейчас этот опыт мало чем мог помочь. Застряв на дороге вместе с повозками и тачками, лошадьми и крестьянами, нагруженными корзинами, Грегорио глазел на безоблачное синее небо и завидовал ветряным мельницам.

Внутри крепостных стен оказалось еще хуже. Здесь готовились к процессии, и дорога от собора до монастыря святого Бертино была закрыта, а по боковым улицам пройти оказалось почти невозможно. Протискиваясь вперед, стряпчий видел, как выстилают главную дорогу алой тканью. По бокам улицу украшали ленты, гирлянды и щиты. На каждом перекрестке красовались возвышения с геральдическими знаками, где толпились люди, ― одни что-то отчаянно кричали во весь голос, другие нестройно трубили в фанфары. Впрочем, шум стоял такой, что их едва было слышно. Грегорио изо всех сил старался не потерять из виду конюха и мальчишку-слугу, которых взял с собой в путешествие.