Весна Византии - [111]

― Ты предлагаешь, чтобы я исцелял его тело, а ты ― душу? ― поинтересовался Годскалк.

― Как он заплатит? ― упрямо повторил Тоби.

― Посмотри на него! И это только начало. Чего ты желаешь еще? Мы можем заставить его сделать то, чего он не любит больше всего на свете. Мы можем заставить его рассказать нам всю правду без утайки.

Назначение точно было ошибкой. Проклятье! Проклятье! Николас, несмотря на слабость, стиснул кулаки. Годскалк невозмутимо взирал на него из-под копны взлохмаченных волос.

― К примеру, почему бы тебе не сказать Тоби, кто стоит за Пагано Дориа?

Слишком проницательный, но все-таки не убийственно жестокий. Николасу оставалось лишь надеяться, что голос не подведет его в решающий момент. Со второй попытки ему удалось вымолвить:

― Я бы сказал вам и так. Грегорио написал мне во Флоренцию. Саймон ― настоящий владелец «Дориа». Саймон послал Пагано Дориа в Трапезунд, чтобы здесь он соперничал с нами.

Сжалившись, священник продолжил вместо него:

― И чтобы уничтожить нас, я полагаю. Возможно, именно он подсказал идею о похищении Катерины. Я навел кое-какие справки в Порто Пизано, и полученные ответы указывают на это, хотя, разумеется, ничто не может служить оправданием поступкам Николаса.

― Саймон стоит за всем этим? ― воскликнул Тоби в изумлении. Гнев, однако, ничуть не смягчился. В его глазах ничто не могло искупить вину фламандца. Хотя, разумеется, он при этом оставался верен своим обязанностям лекаря. ― Мы знаем, что Николас лжет, и всегда будет лгать, ― сказал он Годскалку. ― Но ты? Почему ты нас не предупредил?

Капеллан повел мощными плечами.

― Я ждал, чтобы Николас заговорил первым. Поскольку мы и без того знали, что Дориа ― наш враг, это умолчание не представляло особой опасности. Однако мне было не по душе, что Николас что-то держит от нас в тайне. Я и не знал тогда, что это не единственный пример.

Выходит, они рассказали священнику обо всем. По крайней мере, обо всем, что знали сами. Фламандец глубоко задумался. В Брюгге его обвиняли в том, что хитростью он уничтожил всех, кто когда-либо причинял ему зло, ― включая собственных родичей. То, что он не тронул Саймона, как будто говорило в его пользу. Однако теперь стало известно, что Николас наградил своего врага бастардом. Месть и кровосмешение…

Тоби с капелланом продолжали переговариваться между собой, не обращаясь больше к Николасу. Должно быть, вновь обвиняли его во всех грехах… Разумеется, он обещал, что больше не будет хранить никаких тайн от своих сторожевых псов, ― и не сдержал обещания. За это ему также придется расплачиваться… Николас невольно сомкнул глаза, но даже под закрытыми веками потолок и стены продолжали кружиться с нарастающей скоростью, и он вскоре почувствовал, что задыхается. Неожиданно голос лекаря послышался совсем рядом:

― Нет, он не спит, ― и цепкие пальцы сомкнулись на его запястье. Он вырвал руку.

Тоби и Годскалк по-прежнему были рядом и смотрели на него, но выглядели они чуть иначе, ― лишь теперь Николас заметил, что освещение в комнате переменилось. Возможно, он все же задремал…

― Твой лекарь согласен со мной, что на сегодня разговоров довольно, ― заявил священник. ― Но мы хотим, чтобы ты знал: мы согласны хранить в тайне происхождение ребенка Кателины ван Борселен, пока таково будет ее собственное желание. Мы с Тоби никому не скажем об этом, однако, если она умрет, мы оставим за собой право защищать всех участников этой истории наилучшим, по нашему мнению, образом. Прежде чем начать действовать, мы сообщим тебе об этом. Вот и все, что мы можем пообещать.

«Какое вам-то до этого дело?» ― подумал Николас, но вслух сказал лишь:

― Юлиус… Не надо…

― Хорошо, ― согласился Годскалк. ― Чем нас меньше, тем лучше. С другой стороны, он должен знать, кто платит Пагано Дориа; и остальным это также будет небезынтересно. Скрыв эти сведения, ты нарушил соглашение, которое мы ради своей безопасности заключили с твоей супругой. Условия должны быть пересмотрены.

― Вам давно этого хотелось, ― заметил Николас. Он представил себе, как порадуется Юлиус.

На миг на лице Годскалка мелькнуло то же выражение, что и у Тоби. Отвращение? Возможно, разочарование. Непреклонность ― это уж точно.

― Мы не можем тебе доверять, но не можем и отстранить тебя от дел, ― продолжил капеллан. ― Формально ты останешься главой кампании, но отдашь Юлиусу все шифровальные книги. Ни одно решение ты не сможешь принять в одиночку; ты никуда не будешь ходить один, и не станешь обсуждать никаких вопросов без нашего присутствия.

Меньшего он и не ожидал. Пересохшими губами Николас поинтересовался:

― Даже с императором?

После недолгого молчания Тоби (кто же еще?!) заявил:

― Теперь можешь рассказать нам и об этом. Дориа говорил правду?

― В какой-то степени. ― Сейчас Николас чувствовал себя как дома, в Брюгге, когда получал трепку за очередную проделку. Он всегда под конец почему-то очень веселился, и все злились из-за этого еще сильнее. Разумеется, потом он восстановит в памяти весь разговор, обдумает каждое слово и все возможные последствия… Придется найти в себе силы справиться и с придирками, и с лишением свободы…