«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [46]
Весной 1876 года уже упоминавшиеся львовские «Ведомости» отмечали: «Из сибирской Тунки выехали уже все ксендзы. Осталось, может, человек пять или шесть, в том числе ксендз Древновский, доктор, ксендз Секежиньский и др.»
Некоторых ксендзов из этой группы власти не собирались оставлять в Тунке и торопили с отъездом. Рудзкий и Секежиньский утверждали, что больны, Шепетовский – что вынужден еще ненадолго задержаться в Тунке, потому что стар и не имеет теплой одежды на дорогу, у Сесицкого (в 1876 году вернувшегося из Иркутска в Тунку) не было не только одежды, но и средств. Первым решился Шепетовский: 12 мая 1876 года он выехал из Тунки, а 28 июня отправился по этапу из Иркутска в Екатеринославскую губернию. Сесицкий покинул Тунку 17 апреля 1877 года, а 2 мая, также по этапу, двинулся из Иркутской губернии в Пермскую; он скончался в Соликамске 1 октября 1881 года. Секежиньский свое затянувшееся пребывание в Тунке объяснял в 1876 году хронической болезнью легких (и даже прилагал медицинское свидетельство), затем снова просил отложить отъезд и, наконец, в июне 1878 года отказался от права на выезд в Казанскую губернию, заявив, что «навсегда останется в Сибири». Рудзкого в апреле 1878 года отправили в Иркутск как предназначенного для высылки; он сам 16 мая просил разрешить ему поселиться в Великом Новгороде, однако через некоторое время ходатайствовал о праве остаться на постоянное жительство в Сибири. 8 января 1879 года иркутский губернатор выразил на это согласие, однако с сохранением всех ограничений, относящихся к политическим ссыльным. Вероятно, в конце семидесятых годов покинул Тунку и ксендз Каспшицкий – известно, что в 1882 году он уже жил под полицейским надзором в Перми.
В начале восьмидесятых годов в Тунке по-прежнему проживали: Янковский, Фиялковский и Секежиньский. Ксендз Розга прислуживал священнику в иркутском костеле. Кароль Ходкевич занимался кондитерским ремеслом, а Древновский работал врачом на окраине губернии. Представляется, что это были уже единственные духовные лица (термин, явно неподходящий, если говорить о Ходкевиче и Фиялковском) из тункинских ссыльных, еще остававшиеся в Восточной Сибири. В Польшу о них проникала кое-какая информация; сведения распространялись, в первую очередь, в кругах бывших ссыльных, критически оценивавших решения прежних товарищей: «четверо […] добровольно остались в степи исключительно из корыстных соображений. Они забыли себя, увы, позабыли о своем долге перед народом и Церковью; так пусть же и их имена канут в пучину забвения», – писал ксендз Наркевич.
Троих, Янковского, Секежиньского и Фиялковского, обозначая их инициалами, упоминал граф Павел Сапеха из Седлиск близ Равы Руской, который в 1888–1889 годах совершал путешествие по Дальнему Востоку и на обратном пути посетил побережье Байкала, в том числе Тункинскую долину и саму Тунку. Ему было интересно взглянуть на место скопления ксендзов, сосланных после Январского восстания. Как же он был изумлен, – не обнаружив здесь священников-мучеников. «В Тунке, – писал Сапеха 8 сентября 1889 года в письме в львовскую иезуитскую газету «Пшеглёнд Повшехны» («Всеобщее обозрение»), – я встретил одного из последних – слава Богу – вывезенных сюда наших ксендзов. Ксендз Я., крепкий мужик, краснолицый, здоровяк с проседью; дом хороший, торгует всякими товарами; по квартире ходит семья; в спальне даже креста нет, только в гостиной, по русскому обычаю, схизматический образ в углу висит! Другой, вроде него, – ксендз С., проживающий несколькими десятками верст далее, в деревне Шынки [Шимки на берегу реки Иркут. – Э.Н.]. Третий, Ф., – в самой Тунке. Этих двоих я не захотел больше видеть». В более позднем, книжном, издании писем из путешествия – «Путешествие на восток Азии» – Сапеха этот фрагмент несколько видоизменил: в нем уже не упоминалась семья Янковского, зато была высказана общая негативная оценка: «В моральном отношении – просто катастрофа!»
В конце восьмидесятых годов в Тунке появляются другие ссыльные, в частности – молодой Юзеф Пилсудский, сосланный в Сибирь за участие в заговоре против царя Александра III в 1887 году. В Тунке он находился в 1890–1892 годах. Здесь в это время проживала довольно большая «колония» польских ссыльных социалистов, в частности «пролетариатчики» Стефан Ющиньский и Михал Манцевич, а также активный участник подполья, создававшегося перед началом восстания 1863 года, Бронислав Шварце, член Центрального национального комитета в Варшаве, который в российских крепостях и в Сибири провел почти тридцать лет. Были в этой группе и русские. Пилсудский поддерживал отношения, главным образом, со своим кругом. Казимеж Петкевич, опираясь на воспоминания находившихся в ссылке вместе с Пилсудским Манцевича и Ющиньского, написал спустя годы о ссыльных ксендзах: «наши „пролетариатчики" еще застали нескольких бывших ссыльных: они носили бороды, имели семьи, одевались по-местному, некоторые разбогатели» (К. Петкевич. «Михал Манцевич»). В свою очередь Мечислав Лепецкий, легионер и адъютант Юзефа Пилсудского, путешественник и писатель, который дважды, в 1933 и 1936 годах, путешествовал по Сибири по следам Маршала и от него самого, вероятно, слыхал «сибирские» рассказы о тех временах и священниках, отмечал: «Юзеф Пилсудский знал только Янковского, занимавшегося ростовщичеством, а также Фиялковского, человека не слишком разборчивого в делах» (см.: М. Лепецкий. «Сибирь без проклятий. Путешествия по местам ссылки маршала Пилсудского»).
50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.