Весна Гелликонии - [12]

Они остановили собак. Один из них вынул блестящий кинжал и повернулся к распростертому на санях телу.

В этот момент юноша с воплем взметнулся, накинул покрывавшую его шкуру на голову того, кто хотел убить его, пнул его изо всех сил в живот и побежал зигзагами по снегу, чтобы не стать мишенью для копья.

Когда он почувствовал, что убежал достаточно далеко, он, повернувшись, залег за серым камнем. Осторожно выглянув из-за него, он увидел, что сани уже скрылись из виду. В безмолвной пустыне свистал только ветер. До восхода Фреира оставалось несколько часов.

Юлия охватил ужас. После того как фагоры увели его отца в подземную берлогу, он бродил неизвестно сколько дней по безжизненной пустыне, отупев от холода и недосыпания, измученный насекомыми. Он совершенно заблудился и был близок к смерти, когда, вконец обессилев, рухнул в кустарник.

Немного отдыха и еды быстро восстановили его силы. Он позволил погрузить себя на сани не потому, что доверял этим двум господам из Панновала — напротив, они не внушали ему никакого доверия, — а по той простой причине, что ему надоела назойливость старухи с ее глупыми ласками и бормотанием.

И вот, после непродолжительного перерыва, он вновь оказался в снежной пустыне, где ветер немилосердно щипал ему уши. Он снова вспомнил о своей матери, Онессе, и о ее болезни. Последний раз, когда он видел ее, она кашляла, и кровь с пеной выступала у нее изо рта. Взгляд, который она обратила на него, когда он уходил с Алехо, был страшен. Только сейчас Юлий понял, что означал этот страшный взгляд: она уже не надеялась его снова увидеть. Не имело смысла искать дорогу назад к матери, раз она к этому времени уже была мертва.

Что же дальше?

Если он хочет выжить, то остается одна надежда.

Поднявшись, он ровной трусцой побежал по следу саней.

Семь больших рогатых собак, известных под названием асокины, тянули сани. Вожаком была сука по кличке Грипси, и вся упряжка была известна под именем упряжки Грипси. Каждый час собаки отдыхали в течение десяти минут, во время которых собак иногда кормили тухловатой рыбой из мешка. Когда один из господ лежал на санях, другой тяжело шел рядом с ними.

Юлий старался держаться подальше от саней. Когда сани скрывались из виду, он безошибочно определял их местонахождение по запаху людей и собак. Иногда он приближался, чтобы поизучать, как следует управлять собачьей упряжкой.

После трех дней непрерывного движения, когда асокинам приходилось подолгу отдыхать, они добрались еще до одного охотничьего жилища. Здесь охотник соорудил себе целую крепость, украсив ее стены рогами убитых им животных. Господа надолго задержались в этом месте. Фреир успел зайти, уступив место бледному чахлому Беталиксу, и вновь взойти, а два господина то помирали от пьяного смеха в обществе охотника, то дрыхли, оглашая воздух могучим храпом. Юлий тем временем съел несколько галет, которые нашел в санях, и урывками поспал с подветренной стороны саней, завернувшись в шкуры.

И снова они двинулись в путь.

Еще два привала было сделано до конца этого путешествия, длившегося несколько дней. Упряжка Грипси все время держала курс на юг. Ветер постепенно ослаблял свою ярость.

Наконец стало ясно, что они приближаются к Панновалу. Сквозь снежную дымку впереди стали проступать очертания каменных глыб.

Еще далее над долиной возвышались горы, склоны которых были покрыты слоем глубокого снега. Немного погодя они уже прокладывали себе путь вдоль подножья гор. Обоим господам приходилось идти рядом с санями и даже толкать их. Затем пошли башни из камня, из которых часовые стали окликать торговцев, спрашивая, кто они. Они окликнули также и Юлия.

— Я иду за своим отцом и дядей, — сказал он.

— Ну, тогда не отставай, а то тебя унесет чилдрим.

— Знаю, знаю. Но отец очень торопится домой, к маме. И я едва поспеваю.

Взмахом руки ему велели идти дальше, улыбаясь его молодости.

Наконец господа остановились на привал. Раздав собакам рыбу, они, закутавшись в меха и отхлебнув по глотку спиртного, завалились спать в углублении в склоне горы.

Как только Юлий услышал их храп, он подкрался поближе.

С обоими мужчинами требовалось расправиться сразу. Если дело дойдет до драки, то ему не справиться ни с одним из них. Он думал, что лучше: заколоть их кинжалом или разбить головы камнем? И в том, и в другом способе таились свои опасности.

Он оглянулся: не наблюдает ли кто-нибудь за ним. Взяв ремень с саней, он бесшумно обвязал его вокруг правой ноги одного и левой ноги другого. Так что если кто-нибудь из них вздумает вскочить, то другой ему помешает. Господа продолжали храпеть.

Отвязывая ремень от саней, он заметил копья. Видимо, они предназначались для продажи. Взяв одно из них, он подержал его в руке, но решил, что кидать его неудобно. Однако конец копья был удивительно остер.

Вернувшись к тому месту, где спали оба господина, он толкнул ногой одного из них. Тот со стоном перевернулся на спину. Подняв копье, как будто собираясь пронзить рыбу, Юлий вонзил копье в грудную клетку распростертого перед ним человека, стараясь попасть в сердце. Тело конвульсивно содрогнулось. С жутким выражением на лице, с выкатившимися из орбит глазами господин приподнялся, судорожно ухватился за древко копья, подтянулся на нем, а затем медленно, со вздохом, перешедшим в хрип, откинулся назад. Из его рта потекла кровь со слюной. Его товарищ лишь шевельнулся, что-то пробормотав спросонок.