Весьма достойная судьба - [40]

Они смущенно завозились в санях; выбрались, поддерживая друг друга, и пошли вслед за нами в зимовье.

Внутри были маленькая печь, две грубо сколоченных лавки, по стенам висели какие-то шкуры и несколько мешочков с припасами. Сохатый вышел и вернулся с охапкой дров. Достав откуда-то прямо из обуви нож, он настрогал лучины и занялся печью. Не прошло и минуты, как в ней уже пылал огонь. Еще через две минуты дрова начали громко трещать, в трубе загудело, и от печи пошло тепло.

На пороге показался Арсентий.

- Распрягать, что ли? - спросил он.

Сохатый подумал, потом сказал:

- Не надо покуда. Мало что…

Арсентий кивнул.

- Привяжи только хорошенько,- добавил Сохатый.

- Да я уж привязал.

Сохатый повернулся к нам:

- Вы тут, господа, погрейтесь да покалякайте. А мы чуток прогульнемся, авось заяц в силки забежит.

Арсентий и Сохатый ушли. Мы придвинули лавки поближе к печи и сели: я на одну лавку, Кошкина с Колей на другую. Кошкина открыла дверцу печи и смотрела в огонь. Отсветы пламени пробегали по ее лицу и ярко вспыхивали на рыжей дохе.

Стало тепло, Кошкина расстегнула доху, Коля снял свою приметную шапку и положил на лавку рядом с собой. Я откинул капюшон и выключил у себя отопление.

Мы просто сидели и молчали у огня. Не знаю, о чем думали они, я ни о чем не хотел думать.

Мы просидели довольно долго, когда я почувствовал на себе взгляд Кошкиной. Сначала я не желал обращать на это внимания, но она упорно смотрела на меня. Я поднял голову и прочел в ее глазах то, что она хотела сказать. Сохатый был прав, нам в самом деле требовалось поговорить.

- Ну что, Коля! - бодро начал я, стараясь, чтобы все сказанное мной дальше прозвучало как само собой разумеющееся.- Давайте возвращаться!

Коля отрицательно помотал головой и твердо сказал:

- Нет.

Я переглянулся с Кошкиной и спросил:

- Вы собираетесь остаться? В самом деле?

- Конечно,- ответил Коля.

- Я же вам говорила! - не удержалась Кошкина.

Коля посмотрел на нее и едва уловимо отодвинулся. Он, наверное, и сам этого не заметил.

Тут я завелся.

- Послушайте, Коля,- горячо заговорил я, аргументы мне подыскивать не приходилось.- В конце концов, кто дал вам на все это полномочия? С какой стати вы присвоили себе право делать все, что вам покажется целесообразным или просто взбредет в голову?

Я круто повернулся к нему, кажется, я даже размахивал руками.

- Ведь вы историк, Коля,- продолжал я,- неужели вы не поняли сразу, что творите? Решили порезвиться! Как можно вторгаться в прошлое? Перекраивать историю? Исправлять ее? Да хотя бы в мемуарах! Где же ваше профессиональное уважение к прошлому своей страны, я уж не говорю о том, что уважение к прошлому должно быть у каждого гражданина. И вообще, совсем не обязательно все переделывать, как только возникает возможность переделать!

Коля качнулся на лавке и ударил кулаком по ладони.

- Я не собирался переделывать все,- проговорил он.- Не считайте меня… уж не знаю, кем вы меня считаете.

- Ведь вы человек науки,- сказал я,- может быть, незаурядный ученый…

Коля поправил очки. Тихо проговорил:

- Вы ошибаетесь. Я не считаю себя выдающимся ученым. В одном вы правы: конечно, я человек науки. Благодаря ей я здесь. От нее я не собираюсь отрекаться.

- Но как человек науки вы должны понимать: вмешиваться в прошлое - опасно, это может дать любые последствия в будущем! Непредсказуемые, возможно, едва заметные, а возможно, очень серьезные, совершенно неожиданные, и такие, что вам при одной мысли о них стало бы не по себе? Жизнь состоит из причин и следствий! Изменяете причины - значит, ждите, что-то произойдет. Известно вам это или нет?

- Известно…- Кошкина опустила голову.- Вы обвиняете его. Но тогда вы должны обвинять и меня. Наши поступки задевают интересы многих, а может быть, и всех на Земле и Луне.

- Ну вот,- ахнул я.- Вы и это хотите для него сделать. Вы решили взять вину на себя?..

- Мне следовало понимать, что полученные мной результаты могут быть использованы по-разному.

- Коля,- сказал я,- вы применили научные результаты необдуманно и в неподобающих целях. Хватит уже печальных примеров…

- Вина моя,- ответил Коля.- И нечего ее делить.

Я тяжко вздохнул. Мне послышалось, кто-то из них вздохнул вместе со мной. Может, просто показалось.

- А ваша безответственность? - воскликнул я.- Возьмем Сухинова. Вы спасли его от смерти…

- Да,- с достоинством перебил меня Коля.

- Да,- настойчиво подтвердила Кошкина.

- Вы спасли его, верно. Спасти человека - самое благородное дело из всех возможных, не спорю. Но, может, Сухинову-то это было не нужно? Вы его спросили? А может, он предпочел бы умереть? Сухинов - мятежник, смысл его жизни был - борьба, и даже его смерть была актом борьбы, самой крайней формой протеста. А вы заменили ее каким-то чудесным, необъяснимым для современников спасением. Вы лишили биографию Сухинова ее логического конца, лишили человека последнего решительного поступка в его жизни, лишили декабристов страницы их трагической истории. Да вы просто забыли, что не всякая жизнь - благо. В случае с Сухиновым, может, получается так, что отнять у человека его собственную смерть - это чуть ли не то же, что отнять у него часть его жизни, ведь смерть, не забывайте, неотъемлемая часть нашей жизни, а смерть Сухинова была достойной!