Вещь - [18]

Пока бармен говорил, я, открыв рот, смотрела на своего нового знакомого. Прямо на глазах у парнишки он взял крокодила и преспокойно положил себе в карман. Тепло распрощавшись, незнакомец подхватил меня под руку и вывел из кафе.

«Это был фокус? Гипноз?» – спросила я, совершенно растерявшись.

«Давайте сядем в мою машину, и я отдам ваш трофей, – сказал он, нажимая на автобрелок. – Вкус у вас вообще-то неплохой, но слишком не увлекайтесь блестящим. Это, как известно, удел сорок, а мы, вороны, – любим более спокойные оттенки».

Совершенно ничего не соображая, я подчинилась незнакомцу в длинном черном пальто и дала увести себя в серебристый «Мерседес». Он нажал на газ, и моя любимая машинка осталась стоять в одиночестве под надписью кафе «Изумрудный крокодил», а я оказалась в салоне с совершенно чужим мне человеком, сгорая от ужаса и возбуждения.

Он остановил машину в пустынном колодце старого дома и, серьезно глядя на меня, достал крохотные хрустальные рюмочки и дорогой коньяк. «После того как произойдет окончательное овладение предметом, необходимо снять стресс, – пояснил он свои манипуляции с посудой и сунул мне в руки украденную вещь. – Постарайся расслабиться и проникнуть в это существо. Держи его в руках до тех пор, пока не почувствуешь белонгирование, полное овладение его душой. Потом выпей».

Как и парнишка-бармен, я, словно одурманенный кролик, повиновалась каждому его слову. Прижав крокодила к себе, я медленно стала ощупывать пальцами его глаза-стекляшки, зубы, перепонки на искусно сделанных лапках и вдруг ощутила свое тело внутри этой безделушки. Во мне будто зажегся свет, и жизнь вокруг заискрилась мириадами зеленых светлячков.

«Да пей же, – издалека до меня донесся голос незнакомца, – скорее, а то будет поздно».

Этот голос был до боли знаком. Пока я копалась в собственной голове, пытаясь вспомнить, где же я его слышала, он разжал мне зубы и влил в рот коньяк. Вокруг закружились золотые цветы, а свет внутри меня вдобавок ко всему стал еще и теплым. Он грел, веселил и щекотал меня. Постепенно я вернулась в свое прежнее состояние, но чувство экстаза окончательно так и не прошло. Мир стал другим, Корецкий с окровавленной физиономией отступил в прошлое, и я почувствовала, что безумно люблю этого человека напротив, хотя даже имя его мне неизвестно. Он поймал мой взгляд и стал жадно вбирать мои губы, словно это последний поцелуй в его жизни. Дальше воспоминания идут, как обрезки уже смонтированного фильма. Я помню боль и наслаждение, черное пальто подо мной, изумленное лицо бабки с мусорным ведром, которая заглянула в раскачивающуюся машину, и наш безумный, поистине сатанинский хохот.

Обратно мы ехали молча. Энергия была выжата до дна, и когда он подвез меня к дому, я с трудом заставила свои губы выдавить стандартное «увидимся ли мы еще?».

«Конечно, – сказал он с таким видом, как будто я спросила, правда ли, что за осенью идет зима. – Я сам тебя найду».

«Возьми, пожалуйста, мне он не нужен – протянула я ему стеклянного крокодила, к которому неожиданно почувствовала отвращение».

«Так всегда бывает после первого проникновения. Эту вещь необходимо оставить себе. Она – первая. Все последующие объекты страсти нежной ты можешь смело выкидывать в мусорное ведро».

Он хлопнул дверью, и машина исчезла в темноте навалившейся ночи.

Утром, как только я открыла глаза, то сразу оказалась под грузом повседневных забот. Мне даже показалось, что все вчерашнее – не более чем сон, вызванный перебором с коктейлями в Новой Голландии. Собираясь звонить секретарше, я заранее настроилась на гадкие новости. Верка своей кражей нанесла мне такой удар под дых, что я прекрасно понимала – едва ли моя фирма когда-нибудь оправится. В поиске телефона я полезла в сумочку и тут же с чувством гадливости отдернула руку. Там сидел стеклянный крокодил, поблескивая на меня наглыми выпуклыми глазами. Вмиг в голове всплыла предыдущая ночь, и я быстро засунула животное в шкаф для грязного белья.

– Что ты почувствовала в тот момент? Стыд, страх, восторг?

– Что угодно, но только не восторг. Так всегда бывает после белонгирования. Ощущения похожи на состояние жесточайшего похмелья. Когда ты с утра даешь себе зарок больше не пить, винишь в своих бедах все и вся и ненавидишь свое отражение в зеркале. И, конечно же, я подумала, что сошла с ума. Предательство Корецкого явно отразилось на моих умственных способностях. Это какой же идиоткой надо быть, чтобы украсть в кафе вазу, а потом заняться сексом на грязном пальто с совершенно незнакомым мужиком!

Господи, а вдруг я забеременела или, еще хуже, подцепила какую-нибудь дрянь? А вдруг бармен понял, что это я сперла вазу, и теперь дорога в мое любимое место мне заказана? – Мысли пестрели в голове, как мозаика в калейдоскопе. Я опять достала крокодила, дотронулась до его стеклянных глаз и неожиданно успокоилась. Я провела им по руке, а затем по всему телу, и он наполнил меня теплом. Каким-то образом он сообщил мне, что все в порядке. В благодарность за это чувство уверенности, которого мне последнее время так не хватало, я поставила ворованную вещь на самое видное место – на пианино, где стояла фотография мамы. Бедная мамочка сошла бы с ума от одной только мысли, что ее дочь – воровка, но я оставил вазу именно там.