Весенняя пора - [39]

— Князь так и пишет: «Сын Лягляра», — проговорил смущенный Егордан.

Ребятишки вокруг боролись, катались по полу, подбрасывали ногами шапки, гонялись друг за другом. Пыль стояла столбом, ни на минуту не умолкали крики, грохот, смех.

Так и не успел Никитка рассказать отцу все свои новости. Учитель громко произнес какое-то слово, и дети с шумом устремились в класс.

— Ты тоже иди, потом поговорим, — сказал отец Никитке.

— А ты подождешь меня?

— Ладно.

Никитка, войдя в класс, решил не садиться с тем мальчиком, который толкал его локтем. Он хотел было устроиться на другой парте, но сидящий там мальчик не пустил его.

— Это не твое место, — сказал он.

Тут подошел еще какой-то мальчик, оттолкнул Никитку и уселся сам.

Никитка крутился, не зная, куда податься, пока не заметил в другом конце комнаты мальчика в ветхом заячьем пальто, который, похлопывая по парте рукой, дружелюбно говорил ему:

— Иди, иди, садись сюда!

Подошел учитель, взял Никитку за руку и посадил на старое место.

— Вот твое место, — сказал он и пошел дальше.

На этот раз Никитка решил в случае чего померяться силами и воинственно выставил локоть. Но его сосед без всякой враждебности в голосе спросил:

— Ты чей?

— Сын сына Лягляра…

Тот, не дожидаясь встречного вопроса, стал сам охотно рассказывать:

— А я сын сына Водяного Жука… Петр Федоров. Хочешь со мной дружить?

— Хочу.

Так Никитка обрел первого друга — Петра Федорова.

На этом же уроке, протягивая Никитке тетрадь, учитель сказал:

— Твоя фамилия будет Ляглярин, Никита Ляглярин, а то без фамилии нельзя.

Никитка впервые держал ручку. Задача состояла в том, чтобы проводить прямые палочки по линейкам. Но рука не слушалась, перо то и дело съезжало с линейки на обе стороны. Работа оказалась не менее трудной, чем вести за повод упрямого быка вдоль борозды.

На этом уроке у Никитки накопилось еще больше новостей, и на перемене он, спеша и захлебываясь, стал обо всем рассказывать отцу. Но не успел Никитка выложить и половины, как снова появился учитель и опять что-то сказал, так что пришлось бежать в класс.

— Ты подожди, не уезжай! — успел крикнуть Никитка отцу.

Когда он снова вышел в коридор с еще бо́льшим запасом впечатлений, Егордана уже не было. Другие ребята наспех одевались и расходились по домам. Никитка постоял немного, ожидая отца, потом вышел на улицу. На том месте, где недавно стоял вол, осталась лишь труха от сена. Мальчик влетел в помещение, схватил в охапку свое рваное пальтецо на заячьем меху, валявшееся на полу, нахлобучил шапку, опять выскочил на улицу и со всех ног побежал.

Позади закричали. Никитка на бегу обернулся. Несколько ребят, два взрослых человека и какая-то старуха гнались за ним. Никитка припустил еще быстрее. Однако скоро его настигли и насильно втащили в школу.

— Замерз бы! — говорили вокруг. — Бежать задумал, да еще в такой плохонькой одежке! Глупый мальчишка…

Никитка присел на корточки и заревел во весь голос.

Тут вошел учитель, и все расступились перед ним.

— Хотел убежать… Насилу поймали… А теперь плачет… — наперебой говорили ребята.

Учитель поставил около Никитки какого-то малыша и сказал:

— Смотри! Этот мальчик меньше тебя, а не плачет. Как же это ты, такой большой, а мекаешь, словно теленок…

Русоволосый мальчик с устремленными вверх карими глазами вытер рукавом нос и подтянул штанишки. Ему, видно, очень понравилась похвала учителя.

С досадой поглядев на мальчика, Никитка перестал плакать.

— Будешь учиться и жить здесь на всем готовом. Разве плохо, а, Никита Ляглярин? — ласково спросил учитель и ушел в свою комнату, что-то шепнув старшим ученикам.

Вскоре и остальные разошлись. Тогда к Никитке подошел тот малыш, которого хвалил учитель.

— А у меня шапка из кошачьей шкуры, — заявил он. — Хочешь посмотреть? Я Роман Софронов. Мать у меня — старуха Сэнэ. Взяла да убила нашу кошку и сигала мне из нее шапку…

Они вместе осмотрели шапку и похвалили работу Сэнэ. К вечеру пришел Пуд Болтоев. Вчера, в воскресенье, он, оказывается, ушел домой, а сегодня вернулся с опозданием.

— Мне велели присматривать за тобой, — сказал Пуд Никите.

— Как так?

— Да вот твой отец наказал мне: «Если, говорит, моего сынка кто из старших обидит, защити его».

При упоминании об отце у Никитки задрожали губы. Он едва сдержал слезы.

Улегшись на полу, мальчики шепотом разговаривали.

Школа представляла собой старый дом, разделенный на две половины узким, темным коридором. На одной половине помещался пансион. Там же жила старая стряпуха со своим сыном, двадцатилетним бездельником Семеном. На другой половине — класс и комнатка учителя.

В помещении, где жили дети, не было ни стола, ни стульев, не говоря уже о нарах. Спать приходилось прямо на полу, плотно прижавшись друг к другу.

Лука Губастый, обучавшийся в последнем, четвертом классе, жил у сторожихи. Он был настоящим мучителем ребят. Стоило им задремать в тепле, как Лука уж тут как тут. Он сдергивает с маленьких одеяла, брызгает им в лицо холодной водой, щиплет, дергает за волосы. А то еще свяжет двух мальчиков крепкой ниткой за волосы и радуется, когда дети спросонья ожесточенно угощают друг друга тумаками. Некоторые ученики обязаны были отдавать Луке половину своего обеда. Каждый раз они делили свою долю пополам и предлагали ему выбирать. Это было, так сказать, постоянной повинностью. Если кто из ребят вздумает противиться, Лука поднесет свой большущий кулак к самому носу своей жертвы и, согнув руку, многозначительно даст пощупать мускулы. Очень любил еще Лука пугать детей, появляясь из темного угла с зажатым в зубах раскаленным угольком.