Весенняя пора - [212]

— Теперь мы будем брать в плен, — уверенно заявил Захар. — У нас сейчас генерал…

— Красная Армия и не таких генералов разбила.

— Собаки! — закричал Федот Запыха, неожиданно подскочив к столу и будто собираясь кинуться на Захара. — Якутов, что поглупее, вот вроде меня, обманывали, теперь стали эвенков обманывать… Служил же я, дурак, у бандитов в благодарность за то, что они погубили моего родного брата…

Федот подавился слезами, закрыл лицо рукой и склонил затрясшуюся голову. Потом стер ладонью слезы, выпрямился и крикнул прямо в лицо Захару:

— Когда же вы, проклятые, захлебнетесь в крови людской?!

— Мы еще никого не убивали, — поспешно произнес Захар, откидываясь и защищаясь рукой. — Это ты о прежних… Сейчас у нас генерал Пепеляев…

— Собаки разные бывают, — быстро заговорил Федот, стараясь заглянуть на выставленную Захаром руку. — Белые, черные, рыжие, всякие! А все одно собаки!

— Вот и меня обманули! — В дверях стоял Пуд Болтоев. — Лука Губастый говорил, что красные расстреляли моего брата… А брат вот сидит… Слышь, Захар, я тебе больше не солдат. Не из-за чего мне…

Он быстро пробрался сквозь толпу и положил перед Захаром винтовку с подсумком.

Народ одобрительно загудел.

— Итак! — начал Гавриш. — Садитесь там! Тише, товарищи!.. Итак, поступило предложение: наслежный совет не распускать, подвод белым не давать, а предложить им сдаться советской власти и больше не играть с огнем. И еще предлагаю приветствовать советскую власть! — И он громко крикнул: — Да здравствует советская власть!

Все вскочили с мест и оглушительно захлопали в ладоши.

Три бандитских главаря поплелись к дверям.

— Копию резолюции забыли! — озорно бросил им вдогонку Никита.

— Поберегите большевистскую бумагу… — резко обернулся Захар.

Он собирался еще что-то сказать, но потом раздумал и выскочил из помещения, сильно хлопнув дверью.

— Ой, напугал! — Гавриш подмигнул улыбающимся людям и мотнул головой в сторону ушедших: — Убил ведь! А за что, спрашивается? За то, что обидели человека, не уважили просьбу, не отменили советскую власть. Ну да ладно, хватит. Переходим к наслежным вопросам. Первым делом надо нам решить…

— Погоди! А в Нагыле знают, что у нас такие гости? — спросил Бутукай.

— Я думаю, что знают, — загадочно улыбнулся Гавриш. — Переходим к…

— Коней увели! — закричал кто-то со двора, распахнув дверь.

Все, толкаясь и шумя, высыпали на улицу.

Три бандитских главаря и человек пять солдат уже заводили в ворота школы двух коней, на которых приехали Роман Егоров и Павел Семенов. Оба дружка, вероятно, думали, что их коней не тронут из уважения к прошлым заслугам перед «братьями». Но, увидав, что эти предположения не оправдываются, Роман и Павел с воплями бросились за похитителями. Однако в воротах перед ними выросла группа вооруженных солдат. Павел энергично вертел своей круглой головой и все старался проскочить во двор, беспрестанно повторяя прерывающимся голосом:

— Так нельзя!.. Так нельзя!..

А Роман растерянно топтался на месте и жалобно бормотал какие-то слова. Михаил Егоров не упустил случая, чтобы кольнуть брата:

— Не понимаете своего счастья… Теперь кони ваши наверняка будут пастись на петербургских лугах! Что же это вы, — обращался он к солдатам, — скотину взяли, а хозяев не хотите! Они же присоединиться к вам хотят. Ведь летом уже поплыли было с Лукой Губастым вниз по Талбе-реке побеждать Москву, да вот незадача — Сюбялиров с Никитой помешали!

Тут общее внимание привлек веселовский приемыш Давыд. Пока шло собрание, он, не теряя даром времени, успел присоединиться к белым. Давыд уже надел оленью доху с чьих-то широких плеч и перепоясался пулеметной лентой. Широко расставив короткие ноги и закинув руки за спину, он вызывающе оглядывал людей.

— Да ты что, с ума сошел?! — изумился кто-то.

— Вот дурак! Пропадешь ведь ни за что…

— Не заботьтесь обо мне! Пропаду я, а не вы!

Давыд вертелся на месте, не встречая ни в ком сочувствия. Глазки у него бегали, как у затравленного зверька.

Толпа вокруг него смыкалась все плотнее. Долго не смолкали насмешливые возгласы и ругань.

— У, морду бы тебе разбить! Иди сейчас же откажись! — и Тохорон поднес свой огромный кулачище к носу парня. — Тоже белый ынэрал нашелся!

Давыд вдруг сорвал с себя ленту и сунул ее в руки одному из солдат. Потом он сбросил с плеч доху и швырнул ее на дуло винтовки, которую держал часовой. Оставшись в своей рваной шубейке, Давыд, не оглядываясь, зашагал по дороге в лес.

В этот момент открылась дверь школы, и оттуда сквозь сплошной гул донеслись почти одновременно два возгласа:

— Сдаваться надо!

— Молчать!

И снова все там слилось в неразборчивую мешанину из негодующих выкриков, брани и угроз.

— Пошли, товарищи, и мы на свое собрание! — напомнил Гавриш, и все повернули обратно в совет.

К вечеру, когда блеклое солнце опустилось на заснеженный лес, по зимнему тракту понуро потянулось пешее войско белого генерала. В середине шествия на нескольких санях везли пулеметы и боеприпасы. В трех местах над колонной торчали фигуры главарей, ехавших верхом.

Как только белые скрылись с глаз, Никита поскакал в Нагыл по северной дороге.