Весенний снег - [105]

— Ну, пока, — сказал Киёаки. Это прозвучало как прощание. Хонда почувствовал, как по-юношески это было сказано. Оставив в классе портфель, в одном пальто поверх школьной формы, с изящно распахнутым воротником и пуговицами, изображающими цветок сакуры, пальто, под которым обнажились тонкая ослепительно белая линия воротничка над стоячим воротом кителя и юношеский кадык, проступающий под нежной кожей, Киёаки, улыбнувшись из-под козырька фуражки, отогнул рукой в кожаной перчатке часть порванной железной сетки и боком вылез наружу.

Исчезновение Киёаки смертельно напугало маркиза с женой. И опять всеобщее смятение улеглось, когда высказала свое мнение бабушка:

— Разве непонятно?! Вы успокоились, что он обрадовался возможности учиться в Англии. Может, он и собирается туда поехать, но перед этим отправился попрощаться с Сатоко. Решил, что, если скажет куда, вы его не пустите, поэтому поехал не предупредив. Только и всего.

— Но Сатоко не будет с ним встречаться!

— Ну, тогда он смирится и вернется. Надо дать молодому человеку сделать это, чтобы он успокоился. Вы слишком связали его, и вот результат.

— Но, мама, разве это не естественно, после того, что случилось.

— То, что он убежал, тоже естественно.

— Да, но будет ужасно, если это как-то всплывет, нужно сейчас же сообщить начальнику полиции, пусть его тайно разыщут.

— Зачем искать? Ведь ясно, куда он направился.

— Нужно его поймать и вернуть!

— Вот это уж совсем ни к чему, — гневно сверкнула глазами пожилая женщина, повысив голос. — Ни к чему. Если вы это сделаете, бог знает, что может случиться.

Конечно, на всякий случай можно поручить полиции тайно разыскать его. Пусть найдут, сообщат нам и все. Мы знаем, куда и зачем он отправился, так что достаточно поручить полицейскому издали незаметно наблюдать за ним. И здесь то же самое: не связывая его в действиях, следить за ним издали. Незаметно, без скандалов. Нет других способов уладить это дело. Сделаем сейчас ошибку — раздуем целую историю. Вот что я вам скажу.

Вечером 21-го числа Киёаки остановился в гостинице в Осаке, утром следующего дня покинул гостиницу, доехал на поезде по линии Сакураи до станции Обитокэ и снял там комнату на постоялом дворе для торгового люда под громким названием "гостиница Лиана". Договорившись о комнате, сразу приказал позвать рикшу, чтобы отправиться в Гэссюдзи. Он торопил рикшу на подъеме и вышел у ворот с приподнятой на углах крышей.

У входа с плотно сдвинутыми дверьми-стенами он подал голос. Вышел храмовый привратник, узнал имя и дело, которое привело сюда гостя, велел подождать, и через какое-то время появилась пожилая монахиня. Однако, не впуская его в прихожую, она довольно резко ответила, что настоятельница передает, что не станет с ним встречаться, послушница же вообще не может ни с кем встречаться. Киёаки, с самого начала ожидавший чего-то в этом роде, не стал настаивать и вернулся в гостиницу.

Он связывал свои надежды с завтрашним днем. Хорошенько подумав, он решил, что с самого начала все не заладилось, потому что он на рикше доехал до самого входа в храм. Его нетерпение объяснялось только желанием, не медля ни минуты, встретиться с Сатоко, но как бы ему ни хотелось увидеть ее, он должен был отпустить рикшу по меньшей мере у внешних ворот. Во всяком случае, следовало как-то соблюсти приличия.

Комната на постоялом дворе была грязной, еда невкусной, ночью было холодно, но, в отличие от Токио, мысль о том, что здесь, совсем рядом, живет Сатоко, принесла душе заметное утешение. В эту ночь он впервые за долгое время крепко спал.

На следующий день, 23-го числа, полный энергии, он один раз с утра и дважды во второй половине дня, оставив рикшу ждать у внешних ворот, поднимался по длинной дороге к храму, но встречал все тот же холодный отказ. По пути назад он начал кашлять, в груди покалывало, поэтому, вернувшись в гостиницу, он не стал принимать ванну.

На ужин подали угощение, невиданное на деревенском постоялом дворе, обращение на глазах изменилось. Его, несмотря на протесты, переселили в самую лучшую комнату. Киёаки спросил было служанку, в чем дело, но ответа не получил. После настойчивых расспросов загадка наконец разрешилась. По словам служанки, сегодня, в отсутствие Киёаки, приходил местный полицейский, интересовался им, сообщил, что это юноша из очень знатной семьи и обходиться с ним следует крайне любезно, сказал также, что полицейские расспросы нужно сохранить от юноши в тайне и безотлагательно известить полицию, если тот соберется уезжать. Киёаки изнывал от нетерпения, понимая, что должен спешить.

Утром следующего дня, уже 24-го числа, ему было трудно подняться, голова отяжелела, тело ломило. Но он считал, что нет иного способа встретиться с Сатоко, как действовать, пренебрегая трудностями, и он, не вызывая рикшу, прошел пешком от постоялого двора до храма без малого четыре километра. Был погожий, ясный день, но идти было тяжело. Кашель усиливался, и временами он чувствовал в груди такую боль, будто туда насыпали песку. Когда он стоял у входа в храм, его опять сотряс приступ ужасного кашля, но вышедшая уже знакомая монахиня по-прежнему холодно снова повторила ему те же слова отказа.