Весенние грозы - [18]

* * *

Герцогу достало мужества еще раз спросить: «Другого ответа не будет, ваше императорское величество?» Когда дверь за ним закрылась, и гвардейцы в коридоре с лязгом опустили на пол алебарды после салюта, Коклос заметил:

— Очень смелый мальчик. Ни дать, ни взять — ты в его годах.

Алекиан не ответил, углубился в очередной документ.

— Я говорю, — не отставал Полгнома, — такой же наивный идеалист. Но теперь-то ты стал другим, верно? И ведешь Империю новым курсом? Смотри, братец, нас воспитывали в добром старом духе, а ты, обращаясь с вассалами, как с малюткой Тегвином, взрастишь поколение прагматиков.

Император отложил бумагу, не подписав, и заметил клирику, секретарю епископа Фенокса: «Мы полагаем, здесь нужно будет увеличить финансирование, этой суммы недостаточно. Пусть его священство проверит снова». Затем, обернувшись к шуту, бросил:

— И что с того? Новому времени — новое поколение.

— А то, что прагматикам ни к чему империя. Она непрактична.

— Ты заблуждаешься, — коротко отозвался Алекиан.

— Пояснишь?

— Дело привычки. Если новое поколение привыкнет, что живет в империи, и не будет знать иного устройства Мира — молодежь не станет искать иного для себя. Хороша империя или плоха, но если не будет иных вариантов — империя окажется незыблема.

Коклос, до сих пор разгуливавший по комнате, живо подскочил к столу и спросил:

— А вывод? Братец, какой вывод?

— Очень простой. В Мире не должно остаться ничего, не входящего в Империю. Мир станет Империей, Империя станет Миром. — Алекиана не смущало присутствие секретарей, он говорил уверенно и спокойно. — Отец этого мальчика прячется от нашего гнева в Энмаре, граф Ирс — в Сантлаке. Мы уж не говорим о предателе Гратидиане, который укрылся за гномьими спинами.

— Да он просто карлик! Спрятался за гномами! — всплеснул ладошками Коклос. — То ли дело мы с тобой, мы-то прячемся не за гномьими, а за поповскими спинами! Мы просто гиганты!

Алекиан не ответил, он уже просматривал новый пергамент, предложенный клириком из канцелярии Фенокса. Коклос с минуту ждал, что император продолжит, потом махнул рукой и продолжил хождение взад и вперед. Он бормотал:

— Да, да, я понимаю, конечно… если бы Энмар подчинялся Ванетинии, герцог Фенгим не укрылся бы там. Если бы гномы служили императору, Гратидиан не понадеялся бы на их поддержку и не стал бунтовщиком. Пожалуй, мысль здравая… Если держать человека с юных лет во мраке, он не станет стремиться к свету, поскольку не будет знать, что свет существует в Мире. Рассуждая логично, этот тезис можно усовершенствовать — если убивать всех во младенчестве, то уж точно никто не будет стремиться к свету. Да, непременно так! Убивать во младенчестве! Ибо если воспитанный во мраке однажды узреет луч света, хотя бы тоненький лучик — то он возненавидит мрак. Слышишь, братец? Что скажешь о моей идее? Давай издадим указ — перебить всех подданных Империи, дабы некому было бунтовать?.. Что скажешь?.. Молчишь?.. Да слышал ли ты меня?

— Коклос, мы тебя слышали. Нам понравился ход твоей мысли…

— Ай! Я не хотел!

— Ничего. Однако нам хотелось бы заметить, что в твои рассуждения вкралась ошибка. Империя — это не тьма, а свет. Мы желаем взрастить поколение, которому будет чужда тьма, и потому даем подданным света в избытке.

— Да? Ну, пойду, укроюсь в тени. Там, по крайней мере, я сберегу свое умение видеть и способность отличать черное от белого. Если, братец, пользоваться твоей метафорой — ты взрастишь поколение слепцов.

Карлик гордо выпрямился и, старательно изображая оскорбленную премудрость (насколько вообще возможно изображать подобные материи крошечной спиной), направился к выходу. Однако едва он приблизился к двери, раздался стук — и карлику пришлось посторониться, чтобы входящий не зашиб его.

— И тут не повезло! — злобно прошипел Полгнома, проскальзывая мимо шагающего через порог сэра Войса.

* * *

В коридоре карлик остановился, тщательно оглядел гвардейцев, застывших по обе стороны входа. Показал одному язык, другому кивнул и дружески улыбнулся — ни для чего, просто чтобы вояки поломали свои отягощенные касками головы, почему сэру Коклосу было угодно поступить именно так. Без подобных выходок жизнь стала бы слишком пресной!

Солдаты удивленно переглянулись. Полгнома, удовлетворенно улыбаясь, зашагал прочь. Ненадолго настроение было поправлено, но затем шут припомнил размолвку с Алекианом и снова загрустил. По привычке обращаясь к себе вслух, Коклос стал причитать:

— Зачем я завожу эти разговоры? Надеюсь пробудить дремлющий разум? Да, сперва я так и думал, что разум его дремлет… но нет, братец по-своему вполне рассудителен. Только в его голове все странным образом перевернуто, он потерял чувство цвета. Верней, чувство света. Путает светлое и темное. Да, в этом-то дело! Именно в этом! Возможно, умение отличить черное от белого и называется душой, я не священник и не чародей, так что не собираюсь судить о душах… но я, кажется, знаю, какое подлое колдовство похитило душу братца!

Шут остановился и положил руку на гобелен, драпирующий стену. Потом убрал ладонь и снова заговорил, обсуждая с собой новые мысли: