Весёлый третий - [2]

— Враки все, — буркнул брат. — Ерунду придумали.

— Откуда ты знаешь?

— Один древний мудрец сказал: «Нельзя потерять того, чего никогда не имел». Понял?

— Значит, не потерял?

— Не потерял.

— А где же он? Голос?

— Вникни.

Шурик вникал, вникал и так и сяк. Очень трудно все-таки древние мудрецы говорили. И всегда почему-то не про то, о чем спрашиваешь. Да оно, если хорошенько подумать, и понятно: что тот мудрец мог сказать про учителя пения, если его никогда не видал? Ничего, конечно, не мог. Вот к такому выводу пришел тогда Шурик, после того как вник в мудрую фразу. Ну, это было в старой школе. А тут учительница хорошо пела, и, значит, все без мудреца было ясно.

3

Шурик скоро понял, что 3-й «Б» хороший класс, веселый. И ребята в нем свои, знакомые. С сестрами Савчук тоже все оказалось просто. Шурик и раньше знал, что бывают близнецы. Это когда у мамы родятся сразу две дочки или два сыночка. И даже, кажется, может быть сынок и дочка. В общем, Шурик об этом знал, просто сначала растерялся. А теперь он их не путал, потому что Валя сидела в первом ряду, а Галя — в третьем.

Одним словом, теперь все в порядке. И Сеня Гиндин оказался ничего мальчишка, не такой уж вредный, как можно было подумать. Он потом объяснил Шурику, что из него смешные слова сами лезут, просто нечаянно. Он уже и не рад и сколько раз попадал впросак, а остановиться не может. Шурик после этого простил ему первую встречу. Мало ли какие недостатки у людей бывают?

А Сеня и вправду скоро попал впросак. Весь класс тогда смеялся. Это было на уроке труда. На этом уроке все делают одно дело. Хорошо, если надо доски стругать для табуреток или еще для чего. А то вот вышивание. Все должны вышивать. Никто даже не спрашивает, мальчик ты или не мальчик и будешь ли ты потом вышивать, когда вырастешь.

Сене досталось вышивать кошку. Нина Дмитриевна советовала начать с хвоста, а голову оставить напоследок, когда будут получаться уже ровные крестики. А Сеня решил сначала сделать глаза.

— А то что? Я на нее смотрю, а она на меня нет.

Глаза вышли разной величины, и кошка как будто подмигивала.

— Как Сковородкин, когда фокусы показывает, — сказала Сенина соседка.

— Точно, — обрадовался Сеня и сразу повернулся назад. — Эй, узнаете?

Ребята стали тянуть шеи и смотреть.

— Что случилось? — спросила Нина Дмитриевна.

— Да вот… вышла не кошка, а Гошка.

Все смеялись, а Нина Дмитриевна нет. Потом Сеня вместо треугольных маленьких ушек вышил красными нитками целых два бублика. Это чтобы на Гошку Сковородкина было похоже, потому что Сеня считал, что Гошка лопоухий. И опять всем показывал, и все ребята тянулись смотреть. Учительница рассердилась на Сеню, а он сказал:

— Я ведь не умею вышивать, Нина Дмитриевна. Разве я виноват, что получился Гошкин портрет.

Весь класс опять смеялся, а Нина Дмитриевна опять нет.

— Это получился автопортрет, — сказала она.

Смеялись еще громче. Сеня тоже. Даже Гошка, видно, не выдержал и захохотал. А чего обижаться? Раз смешно — ничего не поделаешь.

Дома Сеня рассказал, как он развеселил весь класс автопортретом. Он вынул свою вышивку и всем показал.

— Довольно смело, — сказал папа. — Говоришь, смеялись?

— Еще как!

— Значит, удачно. Молодец. И хорошо, что ты свои карикатуры начинаешь с самого себя.

Сеня поперхнулся. Кажется, только теперь он понял, что такое автопортрет.

4

Шурикова соседка Вера любила разговаривать на уроках. Именно на уроках, потому что на переменах она часто стояла у окна и разглядывала прохожих, или сидела на корточках возле клетки с хомячками в живом уголке, или еще что-нибудь делала и напевала тихонько про себя. А на уроках на нее находила охота разговаривать. Как раз, когда нельзя. Шурик сказал ей:

— Зачем ты разговариваешь на уроках? Не можешь подождать? На перемене, пожалуйста, говори, сколько хочешь.

— Да о чем же я буду говорить на перемене? — удивилась Вера. — Я не знаю, о чем говорить на перемене.

— Ну вот о том же, о чем на уроке, и говори на перемене.

— Ты что, Чижик? — удивилась еще больше Вера. — Зачем же я второй раз буду одно и то же говорить? Второй раз никому не интересно.

— Да почему же второй раз! — рассердился Шурик. — Ты говори на перемене первый, а на уроке… да нет, не второй, а совсем не говори. А то только мешаешь, и Нина Дмитриевна замечания делает…

Вера обиделась на Шурика и целый урок не разговаривала, но потом — характер у нее добрый — все забыла, и опять пошло по-старому. Сначала она рассказала про свои красные босоножки, от которых потеряла пряжку, потом про мальчишку из соседнего третьего класса, который играет на скрипке уже целых семь лет и, значит, начал играть, когда ему было только три года. Скрипочка у него тогда была маленькая-маленькая, наверное, чуть побольше столовой ложки. А потом хотела рассказать еще… Шурик догадался, что у нее теперь разговоров будет еще больше, потому что накопилось за тот урок, который она молчала.

— Ну тебя, — шепнул он. — Перестань. У тебя от меня голова болит.

Вера хихикнула и уткнула нос в тетрадку.

— Ты сказал «у тебя от меня». Значит, у меня от тебя голова болит, — и Вера показала пальцем на свою голову, которая якобы болит от Шурика. Шурик, конечно, возмутился.