Весёлый Роман - [49]

Кто-то неуверенно нажал кнопку звонка у нашей входной двери, так что звонок звякнул несколько раз. Я вышел в переднюю и открыл дверь. На лестничной площадке стояла высокая дебелая тетя в темном платье с кружевным воротником, с черными, разделенными на пробор волосами, с румянцем во всю щеку. В руках у нее был большой пакет в оберточной бумаге, перевязанный шпагатом,

«Не туда попала», — решил я.

— Извините, — растерянно сказала тетя. — Мне дали адрес… Тут должна жить одна женщина… Она еще до войны, вернее, в войну… Она занималась… Ну как бы это сказать?…

— Кто вам нужен?

— Понимаете… Галина Игнатьевна тут живет?

— Тут. Входите.

Тетя вошла в комнату, не выпуская из рук своего пакета.

— Здравствуйте, — сказала она, глядя только на маму. — Вы меня не узнаете?

— Нет, — сказала мама и встала ей навстречу.

— Я Шульженко. Неужели не помните? У меня сына эвакуировали с детским садом, а про мужа пришло извещение… Но вы мне сказали, что они живы и я с ними скоро встречусь.

— Я это всем говорила, — ответила мама.

— Понимаю, — еще больше смутилась Шульженко. — Но вы мне не только будущее правильно предсказали. Вы мне рассказали все мое прошлое, да с такими подробностями, что некоторые я до сих пор от мужа скрываю.

Мама поджала губы. Она даже не предложила сесть этой Шульженко.

— Значит, меня предупредили о вашем приходе.

— Кто это мог знать? — с сомнением сказала Шульженко. — А как вы мне туфли и пальто подарили, помните?

— Нет. Не припоминаю.

Мамин голос звучал сухо и, как мне показалось, неприязненно.

— А я ничего не забыла. И как вы меня чаем все угощали. С патокой. На Куреневке. И в каком платье вы были. И как ваш муж вышел на веранду и отозвал вас в дом.

Батя искоса посмотрел на Шульженко и снова вернулся к шашкам.

— Мой муж в это время был на фронте, — сказала мама.

— На фронте? — обескураженно повторила Шульженко. — Ну… может быть. Только я одно хочу сказать: трудно мне было тогда. Вы одели меня, поддержали, надежду вдохнули. И я дала себе слово. Я живу в Москве. Много лет вас разыскиваю. Дважды в Киев приезжала. И все не могла найти. Дом тот снесли. А я дала себе слово подарить вам шубу. За ваше пальто.

Она развязала свой пакет и развернула шубу. Из какой-то серой полосатой синтетики. Мы все молчали.

— Что вы? — сказала мама. — Как можно. Спасибо, конечно, — поблагодарила она наконец неожиданную гостью, — но заберите сейчас же.

— Как хотите, — растерялась Шульженко. — Но вы меня очень обидите. Я ведь взяла у вас пальто. И туфли.

— А чем вы теперь занимаетесь? — с неистребимым любопытством спросил Виля.

— Я врач, — ответила Шульженко. — Кандидат медицинских наук. Доцент.

— И верите, что гадалка может предсказать будущее?

— Нет, — смешалась Шульженко. — Но все же… Нам еще многое неизвестно. Даже такой знаменитый физик, как этот… ну, лауреат Нобелевской премии… Джордж Томсон писал о даре предвидения и телепатии. Я сама читала.

— Но я здесь при чем, — сказала мама. — Я только выдавала себя за гадалку. Я занималась совсем другим делом. Так что заберите свою шубу.

Шульженко всерьез обиделась:

— Что ж, дело ваше.

Она наспех завернула шубу в бумагу, подобрала веревочку и, не прощаясь, вышла в переднюю. Я пошел было за ней, но она резко повернулась, возвратилась в комнату и швырнула шубу на пол.

— Вы как хотите, — сказала она, — а я кошачьих подарков не делаю. И ушла.

— Что значит «кошачьи подарки»? — спросил Виля. У него остался только один неясный вопрос.

— Когда что-нибудь дают, а потом забирают. Я так думаю, — напряженно и медленно сказал батя.

— Еще древнегреческий философ-идеалист Платон говорил… — начал Виля, но я его перебил. Я боялся, что этот идеалист Платон мог сказать что-нибудь уж слишком невпопад.

— Давай телевизор включим. Уже матч начался. Снова заработал телевизор.

Ни летчикам, ни автомобилистам незнакомо это ощущение. Но о нем может рассказать много интересного любой мотоциклист. Это чувство особой радости, когда едешь на большой скорости и не можешь удержаться, чтоб не прибавить газ.

Правда, оказывается, это ощущение хорошо известно аквалангистам. Они его называют «экстаз глубины». В Киеве организовали клуб аквалангистов, и мы встречались с этими ребятами. Такие же фанатики, как мы. Каждую минуту, проведенную над водой, считают потерянной. Они рассказывали, что когда погружаешься на большую глубину, воздух, который поступает под давлением, вызывает такое необыкновенное, но довольно опасное состояние. В крови растворяется много азота.

Виля выдвинул теорию, что мотоциклист на большой скорости тоже дышит сжатым воздухом, что он как бы находится непрерывно в гигантской аэродинамической трубе, и в его легкие попадает излишек азота. Доказательством, по его мнению, является то, что пассажир за спиной мотоциклиста не чувствует такого экстаза, потому что водитель закрывает его от встречного потока воздуха.

При большой скорости действительно воздух становится словно плотнее, с силой давит на грудь, удерживает мотоцикл. Пригнешься к рулю, и стрелка на спидометре ползет вправо. Но мне кажется, что у мотоциклиста дело совсем не в азоте. Дело, наверное, просто в том, что скорость в соединении с риском поднимает человека над буднями.