Весёлый Пушкин, или Прошла любовь, явилась муза… - [10]

Зубов промахнулся. Пришла очередь поэта, и вдруг вместо выстрела Александр Сергеевич невозмутимо спросил:

– Довольны ли вы?

Зубов радостно бросился к противнику с дружескими объятиями.

– Это лишнее, – произнес Пушкин, холодно отстранил Зубова и ушел.

* * *

Молодой Пушкин слыл отчаянным дуэлянтом, и в Кишиневе поводов для укрепления подобной репутации находилось более чем достаточно.

На этот раз противником его был человек достойный во всех отношениях и всеми уважаемый – командир егерского полка Семен Никитич Старов, прославивший свое имя в ряде военных компаний редким мужеством и храбростью.

В казино шли танцы. Пушкин с приятелями условились начать мазурку. В это время молодой офицерик-егерь из полка Старова скомандовал оркестру играть кадриль.

Пушкин настойчиво потребовал:

– Мазурку!

Офицер решительно:

– Играй кадриль!

Пушкин с торжествующим смехом:

– Мазурку!

Музыканты, давно знакомые с затейником Пушкиным, несмотря на военный мундир, выполнили рекомендации поэта, а не офицера.

Подполковник Старов пришел в раздражение, подозвал офицера и предложил ему потребовать у Пушкина объяснений. Офицер смешался.

– Господин полковник, как я буду требовать объяснений? Я его не знаю…

– Так-с. Не знаете? – сухо уточнил Старов. – Что ж, я пойду! – решительно заявил пожилой солидный человек и направился к Пушкину защитить «честь мундира» в борьбе за кадриль. Пушкин жизнерадостно согласился дать объяснения по всем правилам и продолжал отплясывать мазурку.

Дуэль состоялась на следующий день в девять часов утра. Секундантом Пушкина был приятель Н. С. Алексеев. Однако погода смешала все карты – метель, холод, плохая видимость. Расстояние первого поединка – шестнадцать шагов. Пушкин промахнулся, Старов промахнулся. Секунданты предложили помириться. Оба отказались. Одеревеневшими от холода пальцами секунданты снова зарядили пистолеты, сдвинули барьер на 12 шагов. Опять промах с двух сторон. И опять примирение невозможно. Противники потребовали сдвинуть барьер еще ближе. Секунданты решительно воспротивились. Решено было отложить дуэль на более благоприятную погоду. На обратном пути Пушкин заехал к приятелю А. П. Полторацкому, не застал его дома и оставил экспромт, который стал известен в свете каждому:

Я жив.

Старов

Здоров,

Дуэль не кончен.

Усилиями Полторацкого и тактичного Алексеева непримиримых противников удалось свести в ресторации Ни колетти, и отчаянные противники превратились в друзей.

– Я всегда уважал вас, полковник, и потому принял ваш вызов, – сказал Пушкин полковнику.

– И хорошо сделали, Александр Сергеевич, – ответил в свою очередь Старов. – Я должен сказать по правде, что вы так же хорошо стоите под пулями, как хорошо пишете.

Такой отзыв храброго человека, участника войны, не только обезоружил Пушкина, но привел его в восторг. Он кинулся обнимать Старова и с этих пор считал долгом отзываться о нем с большим уважением. Полковник же под старость сознавался, что его дуэль с поэтом – одна из величайших глупостей в его жизни.

* * *

Не все поединки поэта были столь героическими, как в случае с полковником Старовым, случались и нелепые и смешные стычки. В том же Кишиневе в 1822 году с Пушкиным случилась небольшая история. За карточным столом поэт повздорил с кем-то из провинциальной молодежи из-за мошенничества за картами, отбросил всякие церемонии, снял сапог и стукнул им противника по голове. Благородные последствия в виде честной дуэли не наступили.

* * *

Рисование всегда и забавляло Пушкина, и настраивало на нужный поэтический лад. Более того, его художественные способности развлекали светскую публику во время званых вечеров.

Пушкина веселило сходство собственного лица с восточным типом лица госпожи Крупянской, жены вице-губернатора.

Одной из его шуток на эту тему была изобразительная импровизация. «Бывало, – рассказывает близкий друг поэта Владимир Петрович Горчаков, – нарисует Крупянскую – похожа; расчертит ей вокруг лица волоса – выйдет сам он; на ту же голову накинет карандашом чепчик – опять Крупянская».

* * *

Из Кишинева Пушкин был переведен в Одессу, определен номинально на службу в канцелярию, которую, конечно, не нес, как, впрочем, и у Инзова. Генерал-губернатор Новороссийского края, холодный и властный Михаил Семенович Воронцов, невзлюбил гордого и независимого поэта. Александр Сергеевич платил ему взаимностью.

Полумилорд, полукупец,

Полумудрец, полуневежда,

Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

Эта и подобные эпиграммы из-под пушкинского пера расходились по городу и, вероятнее всего, делались известными самому Воронцову. Отношения портились, неприязнь нарастала.

* * *

Генерал-губернатор отправил предписание своему подчиненному коллежскому секретарю Пушкину А. С. отправиться в командировку на борьбу с саранчой. Поэт в статусе чиновника прибыл на место, где шла безуспешная борьба с вредителями, созвал крестьян и повел такую речь:

– А знаете ли вы, что такое саранча?

Мужички помялись, посмотрели друг на друга, почесали, как водится, затылки и, наконец, один кротко предположил:

– Наказанье божье, ваше высокородие.

– А можно ли бороться с божьим наказанием? – лукаво спросил Александр Сергеевич.