Веселый космос Эдварда Лира - [2]

Мерцающий шар, светлячок-одиночка,

Куда тебя ветер влечет?

Расходятся тьмы непроглядные стены,

И тучи бегут, расступаются тени...

Он тихо парит над ночными полями,

Плывет без дороги, играя лучами,

И дерево Бонг озарилось как днем

Пронзающим сумрак чудесным огнем.

И всякий, кто видит его из окна,

Кто в башне высокой томится без сна,

Кто любит под небом раскинуть шезлонг,

Воскликнет: "Да это же Донг!

Странник идет по полуночным росам!

Донг! Это Донг!

Донг со светящимся носом!"

А некогда был он веселый, как птица,

Он козочек пас и гонял голубей,

Пока синерукая Джамбль-девица

Его не пленила улыбкой своей.

Пока не приплыли по быстрой воде

Любезные Джамбли в своем решете,

Пока не пристали к песчаной косе,

Где устрицы пляшут в лучистой росе,

Пока не встревожили песней своей

Леса и долины, траву и шмелей:

"За синей волной, зеленой волной

Синерукие Джамбли живут.

Все дальше и дальше, к земле иной

Они в решете плывут".

Весело, весело дни пролетели.

Джамбли лунные песни пели,

Лунные тени вплетя в хоровод.

Дни напролет, дни напролет

Донг им играл на певучей свирели.

Дни напролет он сидел рядом с ней

Зеленоволосой Джамблицей своей,

Своей синерукой - синее небес

Джамблицей, прекрасной, как утренний лес,

Пока не очнулся - один. В пустоте.

Где Джамбли?! Уплыли они в решете!

Он бросился к морю, крича на бегу,

Упал он в траву на крутом берегу,

И вдаль устремляя отчаянный взгляд,

рыдал он: "О Джамбли, вернитесь назад!"

Вздыхала в ответ заводная волна,

Шуршала песком океанского дна.

Растаял, растаял их маленький парус,

лишь песенка эта у Донга осталась:

"За синей волной, зеленой волной

Синерукие Джамбли живут.

Все дальше и дальше, к земле иной

Они в решете плывут".

Но солнце коснулось прибрежных скал,

И Донг сказал, поднимаясь с травы:

"Сердце мое ветер угнал

в плошке дырявой. Увы! Увы!".

С тех пор обошел он немало лесов,

Болот бесприютных, озер и холмов.

Он шел, как заклятье шепча на ходу:

"О, Джамбль-девица, тебя я найду!

Сто лет бороздить мне пустыню земную,

Пока не увижу Джамблицу родную!"

Он шел и играл на свирельке певучей,

Играл от тоски, неотступной и жгучей.

И чтобы шагать в темноте по ночам,

Нашел он китайское Древо Твангам

В долине, где колкие заросли роз,

И лыка набрал он, и сплел себе Нос.

Длиннейший, - таких не бывает в природе,

Покрашенный красной гуашью по моде,

И привязал его прочной тесьмой,

Чтобы промозглой и мрачной зимой

Лампа из дырок плетеного шара

Нежно лучилась, как отсвет пожара.

Шар укрывал её тихое пламя,

Чтобы её не задуло ветрами,

Дождь не мочил, не кусал дикий зверь.

Донг темноты не боялся теперь.

И каждую ночь, и всю ночь напролет

Скитается Донг и Джамблицу зовет.

Даже сквозь крик обезьянки летучей

Слышатся стоны свирели певучей.

Тщетно, о, тщетно в тоске и тревоге

Мечется он без пути и дороги,

Тщетно бредет по лугам и покосам

Донг со светящимся Носом.

И всякий, кто ночью стоит у окна,

кто в башне высокой томится без сна,

кто видит, как яркой танцующей точкой

летит над землей светлячок-одиночка,

Скажет: "Вот он идет!

Там, по холодным полуночным росам

Донг идет со светящимся Носом.

Идет!

Он идет!

Донг со светящимся Носом!"

ПРО КОМАРА И МУХАЧА

Однажды Дэдди Длинноног

в костюме голубом

попрал ногой морской песок

у кромки пенных волн.

И там, по камушкам скача

ветру на продувном,

он встретил Хлопа Мухача

в камзоле золотом.

Вина пригубили слегка,

и в ожидании, пока

дадут к обеду третий гонг,

сыграли в пинг, а также в понг.

И говорит сэр Длинноног

красавцу-Мухачу:

- Вы не летите во дворец!

Причин я знать хочу.

Вы так изящны, так важны,

так подходящи для!

И, сэр, вы попросту ДОЛЖНЫ

уважить Короля!

Он в красной мантии сидит,

на Королеву всё глядит.

Там солнце тает в хрустале,

и мед янтарный на столе.

- Ах, мистер Дэдди Длинноног,

вздыхает Хлоп Мухач.

Да, не лечу я во дворец.

Я не лечу, хоть плач.

Будь у меня шесть длинных ног

как ваши, мистер Дэд,

я б во дворец явиться мог.

Но с этими - о нет!

Ведь Королева с Королем

(они так смотрятся вдвоем!)

боюсь, воскликнут: "Эй, Це-Це!

Тебе не место во дворце!"

Ах, лучше, мистер Длинноног,

продолжил мистер Хлоп,

сонетов спойте мне венок

или хотя бы сноп.

У вас и голос был, и слух

чудовищно хорош,

и песни - легкие, как пух,

приятней не найдешь.

На звук серебряной струны

креветки выйдут из волны,

и раки спляшут наобум

под сладкозвучный "зум-ди-зум".

- Ах, - молвил Дэдди Длинноног,

Простите, сэр, но - нет!

Мне нелегко поведать вам

постыдный мой секрет.

Давно я песен не пою.

Давно... Тому виной

все шесть моих несчастных ног

с их каверзной длиной.

Их шесть, а кажется - шестьсот:

на грудь мне давят и живот!

Ни "зум-ди-зум", ни слабый звон

из этих уст не выйдет вон.

Сел мистер Дэдди Длинноног

поближе к Мухачу,

и протянув ему платок,

похлопал по плечу.

- Мы так немыслимо и не

простительно смешны!

Вам ноги коротки, а мне

мучительно длинны.

Вам путь заказан во дворец,

а я без голоса певец.

Покуда ждали мы обед,

открылось нам, что счастья нет.

Мы так отчаянно бедны!

- Бедны, - сказал Мухач.

И моря пенные холмы

сотряс их горький плач.

И ялик маленький нашли

(бывают чудеса!),

и серо-красные вдали