Веселовские - [7]

Почуяв неладное, Фёдор ответил на приказ ехать в Данию категорическим отказом. ╚Очевидно вижу,≈ с горечью писал он,≈ что отзыв мой от сего двора и посылка моя в Копенгаген ни для какой причины, ниже в иное намерение чиниться токмо для брата моего Авраама, за которого определён быть страдателем, и вижу ясно, что намерение положено, по прибытии моём в Копенгаген, бросить меня на корабль и отвести в С.-Петербург, и чрез жестокое и страдательное истязание о брате моём ≈ хотя сведом или не сведом ≈ спрашивать┘ Страх сей видимой и бесконечной моей беде привёл меня в такое крайнее отчаяние, что я, отрекшись от всех благополучий сего миру, принял ныне резолюцию ретироваться в такой край Света, что обо мне ни памяти, ни слуха не будет, и таким образом докончаю последние бесчастные дни живота моего хотя в крайнем убожестве и мизере, но спокойною совестью и без страдания╩. Впрочем, жизнь его на этом не кончилась (он проживёт ещё добрых пять десятков лет!), да и ╚ретироваться╩ на край света он не пожелал, а, как и его старший брат, стал невозвращенцем и обосновался в респектабельном Лондоне.

Царь Пётр долго не мог простить английскому правительству покровительства, оказанного Аврааму и Фёдору: на проекте 1724 года о примирении России и Великобритании он собственноручно начертал, чтоб ╚Веселовские нам отданы были, понеже как в издержании денег, так и в иных вверенных им делах многое противу делали и требуют розыску╩. Англия, однако, так и не выдала России беглых дипломатов.

Не знаем, тосковал ли Фёдор по русским берёзкам или по одетому в гранит Петербургу, только ностальгия разъедала его душу сильнее, нежели у старшего брата. С жизнью на чужбине он так и не свыкся и неоднократно ходатайствовал перед российскими властями о возвращении на родину. Ещё при императрице Анне Иоанновне он начал посылать ценные сообщения вице-канцлеру, графу А. И. Остерману, о внутриполитическом положении Англии, парламентских новостях, событиях придворной жизни и т. д. Он заверил графа в желании ╚употребить последние дни живота своего к услугам отечества┘ яко верному и всякому доброму подданному надлежит╩. Историк С. Ю. Дудаков даже полагает, что Веселовского намеренно не спешили впускать в Россию потому, что такой важный ╚канал╩ информации ╚был нужен правящей верхушке именно в Лондоне╩.

Но Фёдор Павлович продолжал упрямо рваться в Россию. ╚Сегодня приходил ко мне бывший прежде сего при аглицком дворе резидент Ф. Веселовский,≈ доносил в реляции из Лондона в январе 1742 года русский посланник А. Д. Кантемир,≈ прилежно меня просил, чтоб я всенижайше исходатайствовал ему позволение возвратиться в отечество своё и употребить остатки жизни своей в службе вашей сродной своей государыни. Оную такую высочайшую милость ожидает от сродного вашего ко всем своим поданным великодушия. Делам вашим было бы не бесполезно, чтоб отсюда вызвали человека, которой один русскому языку здесь искусен и иногда в разбирании цыфирей употреблён быть может╩. Не о чтении ли тайных дипломатических шифров здесь идёт речь?

И вот радость: в ноябре 1742 года наконец была получена высочайшая резолюция Елизаветы. В ней предписывалось: ╚На оное его (Веселовского.≈ Л. Б.) прошение всемилостивейше соизволяем, того ради вы ему о таком┘ позволении надлежащим образом объявить и к возвращению его сюды всякое вспоможение чинить изволите╩.

Фёдор Павлович возвратился в Россию в начале 1743 года. Он ходатайствовал, чтобы его приняли на службу ╚особливо в иностранных делах, в которых чрез многие лета обращался╩. Но взбалмошной и прихотливой императрице пришло в голову использовать его по придворному ведомству (напомним, что в то же самое время его брат Исаак находился при особе великого князя). Искушённый в европейском политесе, Веселовский стал (пожалуй, первым в истории!) евреем ≈ церемониймейстером императорского двора ≈ чин немалый, равный армейскому бригадиру (выше полковника и ниже генерала). На этом посту Веселовский находился до 1752 года, после чего был уволен в отставку с присвоением звания генерал-майора.

О последних годах его жизни известно немного. Дипломатические его способности при Елизавете так и остались невостребованными, если не считать порученных ему в 1757 году переговоров с Вольтером о написании этим великим французом истории царствования Петра Великого. Фёдор Павлович для сей цели отправился в Женеву, где, между прочим, свиделся и со своим опальным братом Авраамом.

В Петербурге Веселовский сближается с фаворитом Елизаветы, замечательным просветителем и меценатом И. И. Шуваловым. Последний привлекает его, как человека энциклопедически образованного, в недавно основанный Московский университет ≈ куратором, и Фёдор служит там с августа 1760-го по ноябрь 1762 года. Труды его были отмечены государыней, которая в 1761 году пожаловала Веселовского в кавалеры ордена Св. Александра Невского. В отставку он был уволен с присвоенным ему высоким чином тайного советника. Умер Фёдор Веселовский уже при императрице Екатерине II, прожив без малого девять десятков лет.

В истории прославились и потомки клана Веселовских, также проявившие себя на гуманитарном поприще. Наиболее выдающиеся из них: академик Петербургской Академии наук А. Н. Веселовский (1838√1906) ≈ представитель сравнительного литературоведения, основоположник исторической поэтики; археолог и востоковед, профессор Н. И. Веселовский (1848√1918); академик Академии наук СССР, крупнейший специалист в области социально-экономической истории России и источниковедения С. Б. Веселовский (1876√1952); историк и экономист, профессор Б. Б. Веселовский (1880√1954). Все они отмечены печатью яркого таланта, завещанного им далёкими предками.