Веселенькая справедливость (Рассказы и повести) - [17]

Орнелла была хозяйкой в своей стране, но она нисколько не старалась показать это. Она в тот же день сняла крошечный номерок в дешевой гостинице, где мы великолепно провели время. В номере была большая кровать, и мы уютно и вкусно проспали с ней сорок один день (именно столько понадобилось для совершения таинства брака в Италии), но ни разу, можете мне поверить, ни одного раза мы не совершали ничего такого, что положено делать оставшимся наедине супругам, а то и просто разнополым существам.

С нами не было Ксении. А одна Орнелла не была мне женой. Женой они были мне обе.

Когда мы вернулись в Москву и рассказали о наших чувствах Ксении, она обозвала нас дураками, но в глубине души осталась довольна.

В Вероне, где происходило таинство нашего полуобряда, жила, как известно, шекспировская Джульетта. Кто бы, интересно, знал об этом крошечном городке, не опиши его странный англичанин в своей трагедии.

Здесь, по нелепому обычаю, все новобрачные, выходя из матримониальной комнаты муниципалитета, должны были подойти к этой самой Джульете, изваянной из меди, и положить цветок к ее ногам.

Мужчинам очень нравилось прикасаться также к ее груди, между прочим, почти не задрапированной.

Орнелла положила к ногам Джульетты два цветка, а мне ничего не оставалось, как тоже, последовав примеру толпы, провести по ее медной груди рукой. Правда, я провел не по той, которая была отполирована миллионами мужских рук и оттого казалась из золота, блещущего в лучах заходящего солнца, а по другой, черной, потемневшей от времени, которой не касалась рука мужчины.

Другой ритуал был сугубо дамским.

На площади какой-то предприимчивый делец устроил аттракцион, основанный на принципах электроники, то есть то, что это все невсамделишное, можно было только предполагать, потому что слишком велико желание всякого человека поверить в обыкновенное чудо.

А аттракцион состоял в следующем. На площади перед цирком, в котором в менее совершенные, чем нынешние, времена происходили бои гладиаторов, висели в воздухе над прохожими огромные рога, причем висели они на двух невидимых ниточках, а производили впечатление очень массивных, сделанных, по крайней мере из чугуна.

Под рогами на земле была выложена пластиком на асфальте белая дорожка. Всякая дама, только что вышедшая замуж, должна была пройти по этой дорожке медленно и с достоинством.

А электронные рога, которые на самом деле при при ближайшем рассмотрении оказывались надувным шариком, время от времени опускались на голову какой-нибудь не очень удачливой даме, чем подвергали ее в трагедийные и безысходные слезы, потому что аттракцион являл собой ответ на вопрос: "Будет ли вам изменять муж?"

Десятки счастливиц пробегали под рогами, и вдруг какой-нибудь одной переставала улыбаться фортуна. Рога опускались, трогая ее прическу, и тотчас же поднимались опять в небо.

Даже сам хозяин аттракциона не знал, когда именно они должны опуститься снова, потому что все это он лично считал шуткой и даже неистово успокаивал плачущих женщин, тех в особенности, у которых мужья были ревнивые калабрийцы.

Не раз, не два и не десять за этот день он уже открывал свою машину и показывал нашпигованные электроникой ее внутренности; женщины, которым не повезло, плакали и думали, что эти рога в самом деле могут повлиять на их судьбу.

Толпы любопытных людей в дни свадеб любили смотреть на забавы новобрачных. Они шумели, пели и танцевали вокруг них, удваивая и утраивая веселье.

Но, клянусь, стало тихо, когда на белую дорожку вступил я.

Я не мог поступить по-другому, потому что был мужем и, как никто среди этого празднества, отвечал за свою жену, которая волею законов мирозданья раздвоилась и находилась одновременно не только в разных измерениях, но даже в разных странах.

Рога не упали на меня.

Может, фотоэлемент - владыка случая - был рассчитан на белое платье, а на на мне темный костюм? Но я слишком верю в судьбу, чтобы даже в шутку рисковать теми, кого я люблю, кто любит меня и кого я считаю женой.

Вечером у меня было хорошее настроение, я выпил бутылку виски и, забравшись на крышу муниципалитета, в котором происходило венчание, изощрился снять со шпиля итальянский флаг.

Этот флаг и поныне хранится в нашем домашнем архиве, как, впрочем, и очень красивый с крестом - швейцарский.

Брачную ночь с Орнеллой мы посоветовались и решили отложить до лучших времен.

А потом еще примерно неделю я возил ее на "форде-фиеста" (дерьмовенькая такая машинка, похожая на нашу "восьмерку"). Орнелла была слишком возбуждена, потому что ей надо было сдавать экзамены на право защищать диссертацию, и не могла сама сидеть за рулем. Я возил ее по всякого рода учебным заведениям, где часами ждал в машине, пока она делала свои дела, нимало не заботясь, что полицейши, в непривычно коротеньких юбочках, пытались меня согнать с неположенного места парковки.

На это у меня был всегда готов один и тот же ответ. Я церемонно выходил из машины, галантно раскланивался и произносил волшебные два слова: "Туристо иноземо".

Меня после этого, как правило, оставляли в покое.

Потом выходила возбужденная Орнелла. мы ехали за очередной порцией бумажек в какой-нибудь другой офис, и я безропотно помогал ей осуществлять ее право стать магистром филологии, ибо прекрасно понимал, что хотя она и является только частью моей жены, причем зарубежной ее частью, но все-таки по глупым законам ХХ века, утвержденным всевозможными конвенциями, еще и личностью.