Веселая галактика - [33]

— А если враг общий? — спросил Морс. — А если он не выбирает планету, а надвигается на все сразу?

— Значит, нас спасет Дважды Грохнутый Бог. Или Единожды Воскресший. Короче — нечего париться, насилуя мозги. Все само собой решится. Таков удел Джаппурии. Кстати, пора убираться с пляжа. Время послеобеденное, сейчас народ попрет!

Пахан быстро поплыл к берегу и Морс последовал за ним.

На пляже они вытерлись морсовым полотенцем, переоделись по-очереди в обычной будке, где в процессе отодвинули ногами с дощатого настила кучу всякого разного хлама, забытого отдыхающими.

Уходя с пляжа, Пахан сказал:

— Мы можем жить только так, как жили многие столетия. И никакими Шмордонами этот обычай не испоганишь.

Морс кивнул головой, вроде бы соглашаясь, но ответил желчно:

— Жизнь бывает короткой.

— Значит, мы все умрем, — ответил Пахан Родимый. — Ну и черт с нами!

Они поднялись на набережную, красиво украшенную низкими гранитными колоннами (труд нескольких поколений шмордонских шпионов) и здесь путь им преградили двое свистонов.

Один из них был знаком Морсу по фиолетовой одежде. Второй же походил на первого как брат родной, но одет был во все зеленое. Главным отличием последнего от своего соперника являлось присутствие зеленых кед на ногах. Вооружен он был так же, как и фиолетовый свистон, то есть длинным посохом.

Оба свистона ходили кругами друг против друга вокруг поставленных на тротуар банок с пожертвованиями и лица их ничего хорошего не сулили. Посохи в руках священников крутились как барабанные палочки.

Морс, увидев эту напряженную картину, остановился и сказал Пахану:

— Они же сейчас подерутся! Прекратите это безобразие!

— Не стоит, — спокойным голосом ответил Пахан. — Сейчас вы увидите потрясающее представление.

— Это что, карнавальная постановка? — с недоверием спросил Морс.

— Нет, дубаситься они будут по-настоящему, — сказал Пахан. — Но это — дополнительное развлечение для туристов. А что, на Слякоти разве свистоны не бьют друг друга?

— На Слякоти никто никого не бьет, — ответил Морс. — Свистоны ходят вместе и вполне мирно сосуществуют, невзирая на цвет одежды.

— Сочувствую, — кивнул головой Пахан. — Вы там от скуки скоро помрете. Ваши могилки зальет вечный осенний дождь, и трупы ваши будут булькать беззубыми ртами, пока не сгниют совсем, не имея утешения.

Свистоны тем временем перешли к действиям. Посохи взметнулись в воздух и на набережной раздалась трескотня деревянных стуков. Оба священника прекрасно владели своим оружием, и потому бой был похож на танец. Посохи крутились, свистоны сражались, а вокруг них собиралась толпа, в которой началось обсуждение схватки.

— Зеленый двигается быстрее! Потому что в кедах!

— Зато фиолетовый опытнее. Посмотри, как от ударов уворачивается!

— Ставлю на зеленого триста тагриков!

— А я на фиолетового пятьсот!

— А про тридцать процентов с прибыли не забыли? Я налоговый инспектор! Как ваши имена? Ай! Кто меня пнул сзади?

— Бей рыло инспектору! Урра!!!

— Зачем эти свистоны постоянно дерутся? — спросил у Пахана Морс. — Почему так трудно поделить одного бога?

— Они не бога делят, — ответил Пахан, наблюдая за поединком. — Они делят паству. Прихожане — прибыль. Чем их больше, тем больше пожертвований. Такова жизнь.

Свистоны продолжали драться посохами, не уступая друг другу.

Пахан, тревожно глядя на них, вдруг спросил у Морса:

— А знаете, из какого дерева сделаны их посохи? Из дундука. Каждый целое состояние стоит.

Морс о дундуке знал все. Не потому, что часто бывал на Потенции, а в связи с тем, что занимал должность Премьер-министра. Рощи этого кустарника охранялись полицией Джаппурии почище ее золотого запаса. Дундук рос лишь в одном месте Потенции, на острове Крайнем, который находился в океане Соблазнов. Вырастало его всегда ровное количество.

Как ни старались селекционеры и генетики, все равно не удавалось увеличить его производительность, равно как и высадку на других континентах и планетах. Поэтому ежегодная партия созревших стволов распределялась только с разрешения парламента. В основном, для производства деревянных монет. Но некоторые депутаты лоббировали интересы церкви, и какое-то количество столь ценного дундука уходило каждый год Верховным свистонам двух враждебных конфессий.

— Потому посохи и не ломаются от таких мощных ударов, — продолжал рассказывать Пахан. — Того, который в фиолетовом, зовут Эндульгеном. Он постоянно шляется по центральному пляжу. А второй — новенький какой-то. Раньше был тут один зеленый, так отец Эндульген с ним больше пьянствовал, чем дрался. А заседали они каждый день в кафе «Адский рай», вон, видите, третье справа.

Пахан, посмотрев еще немного на бой, вдруг потерял к нему интерес и сообщил.

— Не, этот зеленый — не соперник. Сейчас отец Эндульген ему вставит.

И он оказался прав. Кеды зеленого свистона, мелькавшие в воздухе не реже палок, не причиняли вреда отцу Эндульгену. Зато его фиолетовый сапог, всего один раз вонзившись в пах зеленому священнику, сделал свое дело. Противник, согнувшись в дугу, попытался покинуть поле боя, но Эндульген, зайдя с тыла, помог сделать это быстро, ускорив движение соперника пинком того же самого сапога. Оппонент, побежденный в честном поединке, унесся в полет по набережной и поставил точку в драке, уткнувшись головой в одну из колонн гранитной набережной.