— А эти куда направились? — резко обернулся он к адъютанту.
— Товарищ генерал-майор... — подыскивал слова капитан, — это мой приказ. Ведь чужая страна, да и неприятель в тридцати километрах...
— Немедленно верните их обратно, — приказал генерал и снова двинулся вперед, стараясь не потерять из виду девчушку, которая замешкалась у подъезда какого-то дома со множеством окон. Всем тельцем она налегла на дверь, толкнула ее и проскользнула внутрь.
Лейтенант-переводчик пояснил: это здание — школа. Отдав приказ автоматчикам, подоспел адъютант, и военные один за другим вошли в подъезд. По обеим сторонам коридора были двери. Из-за одной доносился женский голос, отчетливо диктовавший какие-то фразы:
— Объясняет, что подлежащее отвечает на вопросы «кто» и «что», — перевел лейтенант и кивнул на дверь слева.
Там дребезжал мужской, вернее, старческий голос: «Советский Союз, дети, является величайшей страной, но не потому, что занимает большую территорию, а потому, что народ там живет без помещиков и капиталистов».
— Кому это он объясняет, детям или, может быть, нам? — кивнул генерал на дверь, откуда сочился усталый мужской голос.
— Да, — подтвердил лейтенант, котом добавил: — Вряд ли... Ведь он не мог знать, что мы слышим...
С улицы ввалились еще двое ребят. Каждый, прижав руками к груди, тащил по небольшому полену. При виде военных они испуганно замерли.
— Лейтенант, — генерал был заметно взволнован, — спросите, зачем они носят с собой дрова?
Лейтенант присел перед малышами на корточки, пошептался с ними о чем-то, и те наконец осмелели: не сводя зачарованных глаз с генерала, мальчуганы пустились рассказывать, перебивая друг друга.
— Они говорят, что, если не принесут дров, нечем будет топить школу, — переводил офицер. — Но сейчас хорошо, потому что теперь не прогоняют домой тех, кому негде взять дров.
— А раньше, что же, прогоняли, кто не приносил? — спросил генерал.
На этот раз лейтенант еще дольше шушукался с ребятишками.
— Понятно, — наконец повернулся он к генералу. — Они говорят, что опоздали на целый урок, потому что обходили деревню в поисках дров. Дома у них нет ни полена. А они уже три дня приходили в школу с пустыми руками и сегодня решили раздобыть дрова во что бы то ни стало. А раньше лучше было и не являться в школу без дров, потому что дети богатеев кричали: пусть голытьба не греется нашими дровами!
— Их дровами... пускай не греется?.. — прошептал генерал: глаза его широко раскрылись.
Затем, резко повернувшись, он вышел на улицу. Снял папаху. Густые, с проседью волосы повлажнели от сдерживаемого волнения. Широкой, знакомой с трудом ладонью он пригладил волосы и тут же снова взъерошил их: рука чуть дрожала.
Генералу вспомнилось детство. Три его старших брата давно батрачили, когда подошел черед и его, четвертого сына. Мальчонке сравнялось одиннадцать, когда его отдали в подпаски к мироеду. И с того самого часа он не ведал ни сна, ни отдыха... Хозяйка с утра до вечера гоняла его.
— Шевелись, шевелись, дохлая кляча! — не смолкал ее визг. — У меня даром харч жрать не будешь. У меня никто еще из вашей породы не зажирел.
Эти хлещущие бичом слова и сейчас еще жгли его... И здесь они настигли его, уже поседевшего.
— Пусть не греется голытьба от наших дров... — машинально повторял он, и все вертел в руках, разглядывая так и этак свою генеральскую папаху из нежного серого каракуля с малиновым верхом. Словно от нее ждал единственно верного решения, совета.
— Михаил Петрович! — негромко окликнул его адъютант и, когда тот недоуменно вскинул глаза, заботливо предостерег: — Простудитесь, товарищ генерал-майор... этакая слякоть!
Генерал надел папаху.
— Товарищ капитан... — начал он, еще не приняв решения, но тут же взял себя в руки. — Отправляйтесь-ка, дорогой, в комендатуру. Нагрузите машину дров. Если не хватит готовых, скажите бойцам — пусть наколют.
— Будет исполнено!
— Объясните, в чем дело. Скажи им, я прошу, прошу их... пожертвовать часом-другим отдыха.
— Ясно.
— Грузовик с дровами и трех бойцов пусть направят сюда немедля! Торопитесь.
Адъютант козырнул и скрылся.
Генерал проводил глазами его ладную фигуру вплоть до статуи святого Флориана. Затем взгляд его скользнул вдоль фасада домов напротив, где по-прежнему молча и настороженно жались люди, следя за генералом и его свитой и стараясь не упустить ни одной мелочи.
— Что это с обывателями? Похоже, боятся нас? — обернулся командующий к лейтенанту.
Переводчик направился было к зевакам, но генерал жестом остановил его. Не спеша, время от времени останавливаясь, офицеры двинулись к главной улице.
— Ты ведь был студентом иняза? — немного погодя спросил генерал.
— Товарищ генерал-майор... Я и сейчас учусь на заочном.
— Знаю, знаю: книги с собой таскаешь, — одобрительно кивнул генерал. — Молодец! — сказал он.
Юношески круглолицый, курносый лейтенант зарделся. Генерал остановил на нем долгий взгляд.
— Сегодня ты получил урок на всю жизнь, — не своим, сипловатым от волнения голосом начал он. — И если ты не расскажешь, если устанешь повторять всем и каждому, что еще вчера здесь дети богатых кричали: «Не смейте греться у наших дров!» — если не сделаешь этого, я т-тебя... — И генерал потряс кулачищем.
