Весь Шекли. Десятая жертва - [12]

Профессор взглядом заставил его замолчать, затем нажал кнопку на панели. Из стены выскочил диван и едва не снес стену. Оба сели.

После короткой, но многозначительной паузы Сильвестре произнес:

– Марчелло, до сих пор ты удачно избегал смерти.

– Разве это не относится к большинству людей? – быстро возразил Поллетти. – Я хочу сказать, что природа самой жизни случайна и необъяснима…

Профессора невозможно было отвлечь от выбранной темы.

– В первый раз тебе повезло – жребий оказался счастливым: ты стал Охотником, а в Жертвы компьютер выбрал слабоумного англичанина.

– Он был не слабоумным, – возразил Поллетти, – а рабом своих привычек.

– Неважно… Англичанин оказался легкой добычей, – продолжал Сильвестре, – мечтой любого Охотника. Затем ты стал Жертвой, а твоим Охотником был девятнадцатилетний юноша, страдавший от безответной любви. И снова убийство не составило для тебя особых трудностей; между прочим, по-моему, бедный мальчуган просто искал такой способ самоубийства, против которого не возражало бы общество.

– Ничего подобного, – ответил Поллетти. – Юноша оказался немного рассеянным.

– А когда ты стал Охотником в третий раз, в качестве Жертвы тебе попался этот нелепый немецкий барон, думавший только о лошадях.

– Действительно, справиться с ним было нетрудно, – признался Поллетти.

– Справиться со всеми было нетрудно! – воскликнул Сильвестре. – Неужели ты думаешь, что так будет продолжаться вечно? А теория вероятности? Просто тебе еще ни разу не попался хороший противник! Больше ты не сможешь одерживать победы, не используя умственные способности, быстроту реакции, интуицию, без тщательной подготовки.

– Послушайте, профессор, я не так уж плох. Смотрите, уже почти двадцать четыре часа, как я являюсь Жертвой в своей четвертой Охоте, и еще ничего не произошло.

– За тобой уже наверняка следят, – заметил Сильвестре. – Твой Охотник изучает тебя, манеру твоего поведения, выбирает наилучший момент для нанесения удара. А ты даже не подозреваешь об этом.

– Очень в этом сомневаюсь, – возразил Поллетти с чувством достоинства.

– Вот как? Он сомневается! Ну что ж, посмотрим, как ты справишься с опознанием.

Профессор Сильвестре снова нажал кнопку. В зале стало темно. Он нажал на другую кнопку. У противоположной стены возникли пять человеческих фигур. Четверо из них были подставные «ангелы», по терминологии Охоты, – многие выражения сохранились со времен легендарной Второй мировой войны. Один был убийцей, и Поллетти предстояло его опознать.

Поллетти внимательно посмотрел на фигуры. Они изображали полицейского, швейцарскую стюардессу, священника-иезуита, носильщика из отеля и иорданского араба. Они медленно подошли к дивану и исчезли.

Сильвестре включил свет.

– Ну? Кто из них был Охотником?

– Нельзя ли взглянуть еще раз? – попросил Поллетти.

Профессор отрицательно покачал головой.

– Я и так дал лишнюю секунду.

Марчелло потер подбородок, взъерошил волосы и нерешительно произнес:

– Араб показался мне каким-то подозрительным…

– Неправильно!

Сильвестре снова нажал кнопку, и у дальней стены возник иезуит, фигура которого в освещенном зале казалась прозрачной, но была хорошо видна.

– Взгляни, – сказал Сильвестре. – Иезуит, вне всякого сомнения, не тот, за кого пытается выдать себя. Буква «И», первая буква в названии его ордена, видна как на правой, так и на левой стороне груди. Ведь это сразу его выдает!

– Я никогда не обращал внимания на иезуитов, – пробормотал Поллетти, вставая и звеня монетами в кармане.

– Но в Риме они попадаются на каждом шагу! – воскликнул Сильвестре.

– Именно поэтому я никогда не обращал на них внимания.

– Как раз поэтому ты должен был замечать их! – В голосе Сильвестре звучало возмущение. – Фальшивая деталь в традиционной одежде – самый верный признак и сразу должна вызвать подозрение. – Он печально покачал головой. – Когда я принимал участие в Охоте, мы обращали на подобные вещи особое внимание. Ничто не ускользало от моего взгляда.

– Ничто, кроме банана со взрывчаткой, – подхватил Поллетти.

– Верно, – согласился профессор. – Этот парень из Нигерии узнал о моем пристрастии к тропическим фруктам.

– Насколько я помню, у вас были и некоторые другие ошибки, – уколол учителя Поллетти.

– А я и не скрываю, – голосом, полным достоинства, произнес Сильвестре. – Мне всегда не везло, поэтому теперь я стараюсь научить других избегать моих ошибок. У меня были весьма способные ученики. Боюсь, Марчелло, ты к ним не относишься.

– Пожалуй, – согласился Поллетти.

– Ты закончил полный курс обучения. Нельзя сказать, что у тебя начисто отсутствуют способности. Но какое-то глубоко засевшее безразличие, равнодушие мешает тебе вложить душу и сердце в самое благородное занятие человека – Охоту!

– Пожалуй, вы правы, – признался Поллетти. – Почему-то интерес к этому у меня быстро исчезает.

– Наверное, в твоем характере есть какой-то серьезный недостаток, – печально произнес профессор Сильвестре. – Какая судьба ждет тебя, мой мальчик?

– По-видимому, я умру, – заметил Поллетти.

– Да, пожалуй, – согласился Сильвестре. – Но тут возникает другой вопрос: как ты умрешь? Будет ли твоя смерть великолепной, как гибель камикадзе, или жалкой, как у загнанной в угол крысы?