Весь из себя! - [23]

Надо ее отобрать обратно:

— Слушай, СЛАБАЯ ЖЕНЩИНА, как я выгляжу вообще, а? Только честно!

— А-а, допе-о-ор! — обрадовался Гридасов, изящно захохотал. — Молоде-ец!.. Книжку принес?

— Нет. Только не переживай. Тебе нельзя волноваться. По беременности. Если раньше не убьет.

— Кириллова ликвидировал?

— Пощадил. Смысла нет. Тренажер-то уже не захватить.

— Да-а, Тренажер в надежных руках.

Они занимались перетягиванием инициативы, обсмеивая репликами ситуации последних суток — и причину, и следствие. Но причину подал к столу Гридасов, а все следствия жевал и глотал Мареев. Пока они взаимоиронизируют, перевес у Гридасова.

— Ну, и как же я все-таки выгляжу? — сбросил Мареев иронию и остался во всем подчеркнуто серьезном. Но не агрессивном. Эх, упустил момент! Надо было с порога двинуть по скуле, как в фильме. А потом уж спрашивать… Так, как же? Ты ведь единственный, кто видел меня. В смысле, именно меня. В столовой на обеде.

— Нормально. На все сто! — сказал Гридасов твердо-успокоительно. Чистый Мареев! Но там в столовке… — он круто свернул на доверительность, — …ты не поверишь, но даже я, Я, как увидел тебя, думаю: мамочки мои! Вылитый Бэд! Вы-ли-тый! Это я-то, который ЗНАЕТ, что ты Мареев! Не поверишь, но я с тобой говорю в столовке, а у самого нервы на пределе чего от тебя ждать?! Мда-а-а… — он обескураженно цокнул. — Разыграл, называется! Вот уж да-а!

Ах, разыграл?! Розыгрыш, значит?! Невинный такой! В привычном гридасовском стиле!

— Тренажер ты работаешь? — псевдобезразлично спросил Мареев. — Как он там? Без меня.

— Ты решил, что я… — вскинулся Гридасов. — Ты мог предположить, что из-за какого-то Тренажера я могу… да я Кириллову втолковывал: ведь Костя должен, Костя! А он как баран! Психопат несчастный! Да как можно вообще такую бумажку всерьез?! Ну, люди! Ну, люди!

Можно. И всерьез. Глаза у Гридасова были честные-честные, как у беспардонно врущего. Тон у Гридасова был сопереживающий-сопереживающий, как у беспардонно равнодушного. И вскинулся Гридасов подготовленно — истомился, пока тикало, и взорвался слишком в срок.

— Мда-а-а!.. Мда-а-а… — экспериментатор Гридасов просто-таки оторопел от большого результата маленького опыта. М-а-аленького. А результа-ат! Надо же! — Мда-а-а… А Люська как отреагировала?

Мареев смолчал.

— А на медкомиссии? Хотя ты говорил же…

Мареев смолчал.

Гридасов заботливо прощупывал цепь в надежде на обрыв:

— Таисия? Общался?

Мареев смолчал.

— Аду видел? Она тебя видела?

Мареев молчал все выразительней и выразительней.

— А знаешь что я тебе скажу?! Вот что я тебе скажу! Я тебе уже сказал: скажи «спасибо»! Вот что я тебе скажу! — (скж-скж-скж! — шкрябало Марееву по мозгам). Гридасов подвел утешительный итог: — Скажи «спасибо»! Раз уж так вышло, то получился хороший тренажер! Не наш, нет. Жизненный! Зато мы теперь, благодаря ему, всем цену знаем! Все-ем им! Настоя-ащую це-ену!

МЫ! Мареева аж подбросило! МЫ! Таньке-то за что?! Таньке?! И ему, отцу?! МЫ!

Он не уследил за своим лицом.

— Но-но-но! — напряженно-шутливо остановил Гридасов. — Кон-стан-тин! — и урезонил: — Ты же не Бэд какой-нибудь!

Да, он не Бэд, он — Мареев. Буде «ананимка» еще в действии, Мареев голыми руками на одном наитии уничтожил бы Гридасова. Сетокан и все такое. Но он — Мареев. И Гридасов потому: «не боюс». И за что? За розыгрыш? А что кругом дураки — разве Гридасов виноват? Виноват кто угодно — Минпрос, тлетворное влияние, падкость на вымыслы-домыслы, культ документа…

Нет, без балды! Приди Мареев в судилище с этой «ананимкой» и потребуй к ответу за… за что? За клевету?! Смейтесь, смейтесь… Шутка! И «ананимщику» даже не надо клясться-божиться, что он добросовестно заблуждался, поддавшись на розыгрыш. Все, кроме блондина и брюнета, добросовестно заблуждались, поддавшись на розыгрыш. А блондин и брюнет солидная организация, они изолируют вплоть до Байконура реального Командора, пусть и всплывшего на нереальной основе. Но чтобы заниматься нереальной основой — это себя смешить, встать вровень с теми, кто горазд на вымыслы-домыслы. Мда-а-а, нашего человека надо еще воспитывать и воспитывать. Чтобы вот так ни с того, ни с сего принять за чистую монету этакое?! Ай-яй-яй, но ничего, зато МЫ теперь им цену знаем! И себе цену знаем! И уничтожь Мареев Гридасова — значит, воспринял бумажку всерьез и сам ничем не лучше… А еще друг!

Неуязвим друг-Гридасов. Ни морально, ни физически. И Гридасов будет работать Тренажер, а для Мареева есть одна работенка — правда, в начальной стадии. И пусть скажет «спасибо» за тренажер жизненный. А то зарылся в свои схемы и ничего вокруг не замечает. И если бы не друг-Гридасов…

— Кофе сварю? Арабика! — дружески предложил Гридасов.

Вот так-то! Деда, расскажи сказку. Ну, слушай. Плывет по реке Иван-царевич. А навстречу ему плывет куча. И куча говорит: «Иван-царевич, я тебя съем!» А Иван-царевич говорит: «Нет, не съешь. Это я тебя съем!» И съел кучу. Видишь, внучек, в сказке добро всегда побеждает зло… Вот так-то!

Либо тебя схарчат, либо накушайся дерьма и считай, что победил. Мареева чуть было не проглотили невыясненные обстоятельства. А он-таки их выяснил! Накушался. Ложечку за Матвейчика, другую ложечку за доктора, еще одну за производственный коллективчик, и еще одну за Таечку, а также ложечку… По уши! И никакой победительности не испытал.