Весь этот рок-н-ролл - [15]
Но все это будет потом. А пока Джилиам Клинтон стоял напротив роскошной Пэгги и ее ревущего голодного сына в сопровождении трех евреек и одного еврейчика, что в Советском Союзе никакого значения не имеет, и Пэгги поняла, что с гольфами и ковбойкой с воротником на пуговичках придется расстаться. И спасибо, что про сандалии тридцать седьмого размера никто не вспомнил. Она даже не подумала, что раньше сандалии были тридцать шестого, а вот теперь подросли и стали ей впору. В них ее и хоронили из-за наличия отсутствия белых тапочек.
А дальше бабушки с некоторым опозданием стали рвать на себе волосы по старинному еврейскому обычаю.
И не только еврейскому. Много позже, в студентах Новозамудонского института сравнительной геронтологии, находясь на картошке в селе нашего проживания до поры до времени, от удара оглоблей скоропостижно скончался один мужичок. Совершенно сторонний мужичок. Забредший в ночи в поисках гужевой лошади, чтобы куда-нибудь на ней поскакать. А куда, осталось неизвестным, потому что его голова встретилась с оглоблей. А откуда эта оглобля взялась, осталось неведомым. Ни мусорам (так в те года называли ментов), ни жителям. Так, прибыла откуда-то из неведомых далей, из тех мест, где оглобли живут свободно, размножаясь на воле без какого бы то ни было человеческого вмешательства. А эта оглобля, по всей вероятности, отправилась в какое-то одиночное путешествие. По родству бродяжьей души. Так вот, в селе догадались деньжонок собрать, осмотрел мужичка лекарь скорехонько и велел побыстрей закопать. Потому что, пока труп держали в качестве вещественного доказательства преступления оглобли, он стал подвергаться воздействию тепла, и количество молока от непривычного запаха у местных коров упало. Так что его закопали, а местные бабы, ровно как и мои бабушки, стали рвать на себе волосы. И у татар я такое встречал, и у других народов нашей необъятной родины. Обычай у нас такой. Рвать на себе волосы по случаю покойников. Безо всякой пользы. А ведь сколько матрасов… Да, далеко нам до немцев… Ох-хо-хо…
А бродяжничающую оглоблю-убийцу линчевали путем сожжения, разнообразив выражение «концы в воду».
И вот мы после ритуала рванья волос в сопровождении старшины Джилиама Клинтона отправились к себе на Подгорную. И находясь метрах в пятидесяти от приютившего нас подвала, мама как-то охнула и осела на землю. Потом осели бабушки. И только мы со старшиной не осели, потому что причин для этого не видели никаких. К тому же мне не хотелось оседанием на землю нанести грязь на вернувшиеся ко мне гольфы из утерянной и вернувшейся американской помощи (за исключением сандалий). А на завалинке, как выяснилось, сидели мой отец Фред Моррисон и мамин брат Эмиль Wолпер. И к пиджаку моего отца, которого я впервые в жизни увидел осмысленным взглядом, была прикручена Красная Звезда, а у маминого брата, которого я не видел никаким взглядом, болталась какая-то кругляшка с портретом товарища Сталина. Старшина Джилиам Клинтон вознесся над землей и отдал моим близким родственникам честь. И потом случился в подвале Большой Праздник. Гуляла вся Подгорная улица. Вот за год войны никому не приваливало такого счастья, чтобы враз – сразу два. Один – с орденком, а второй – со сталинской премией за «Участие в создании нового образца вооружения». Уже после войны выяснится, что это был первый советский радар. И маминого брата не трогали. Даже во времена борьбы с безродным космополитизмом. А потом дали одну из первых «Побед». Умеют же некоторые евреи устраиваться! А погибнет он непозволительно глупо для еврея. В возрасте восьмидесяти шести лет. При переходе Садового кольца по пути на работу под автомобилем «Запорожец». А папа мой, который пропал без вести, а раз уж пропал – то пропал, вдруг нашелся. Потому что со своим фронтовым театром выбрался из окружения, где каждый вечер вместе со своей маленькой труппой играл для солдат водевиль «Соломенная шляпка». Вместо ужина. Так он приобщал к французской культуре бойцов Красной Армии. И когда ему вручали Красную Звезду, генерал заметил, что по репертуару отец должен бы получить орден Почетного легиона, но раз уж так случилось…
И вот два героя войны одновременно появились на пороге дома на улице Подгорной с деньгами, с которыми было что делать на базаре даже в те голодные годы. И я опять поел. Несмотря на то что в моем теле уже были грибной суп, жаренная на комбижире картошка и компот.
Я стоял на улице, смотрел в записную книжку и не понимал, за что я должен каяться в данном конкретном эпизоде. И тут мимо медленным брассом проплыла трехногая собака в кирзовых сапогах и достаточно ясно сказала:
– Джем, тебе досталось все: и обед, и американская помощь, и отец, и дядя… А Джонни – ничего. Это хорошо?
– А я-то чем виноват? – оторопел я.
– А я тебя ни в чем и не виню, – сказала собака. – Я только спросила: хорошо ли это…
И собака уплыла, перейдя на вольный стиль. А я стоял на улице из записной книжки. А вот и улица растаяла. И я стоял неведомо где. И было мне нехорошо.
Линия Керта Кобейна
Керт шел по улице Замудонск-Зауральского, руководствуясь флюидами, оставленными летящим в перспективу трехногим псом. ТрехногогоТрехногогоне было, а флюиды – вот они, впереди… Ощутимые. Влияющие. Сильно. На все. На своем пути. И рядом. И остов «Москвича». Который с давным-давно. Вдруг. Angels have gone. И тачка для осенних листьев. А там – аллеи. Темные. Хотя и утро. И вот они уже. А Керт – вослед им. Потому что флюиды. Божья коровка проснулась. Поползень ополз личинку. Упала рука Венеры Мидицийской. Навстречу всем ветрам. Один залетел. И обвил. Вместе с Кертом. А она – теплая. И обняла. А потом вздохнула. И обратно. Там – Аполлон. Хоть и левая – проволока. Но все равно нехорошо. А Керт – по аллеям. Темным. Хотя и утро. И вот скамейка. That’s Entertainment. И Стил. Семь лет назад. То есть пятнадцать. Или две недели назад. Или всегда. Вполне. И вечер. Хотя и утро. В темных аллеях. Central Park. Села Замудонья. Замудонск-Сибирской области. Тугой лифчик. И пупырчатые коленки. Одна рука – на коленке. Вторая – на плече. Третья – под лифчиком. Откуда три? А вот он. Трехногий пес. Флюиды. Флюиды. Флюиды. Give me your lips. Lips – me. Lips – me. Стил – шепотом. А што – потом. А што – потом. Evtuchenko. Темная ночь пришла на море. Сонное. Звезд огоньки. Волна качает. Томная. Стил. Керт. Стил. Керт. Стил! Керт! Стииил! Кееерт! Сти!!! Ке!!!
Гномы все маленькие, но есть среди них самый-самый маленький. Его зовут Вася. И этот маленький Вася оказался непобедимым богатырем, с которым даже огромный Волк не мог справиться. А почему? Читайте и узнаете! Художники: Татьяна Андреевна Морковкина, Ю. Кладиенко.
В книгу «„Самый маленький гном“ и другие сказки» вошли самые известные сказки писателя-сказочника Михаила Фёдоровича Липскерова: «Как Волк телёночку мамой был», «Самый маленький гном», «Живая игрушка», «Уважаемый Леший». Поступки героев сказок очень похожи на поступки людей: храбрые – трусливые, добрые – злые, любопытные и равнодушные, смешные и грустные. Художники книги – художники мультипликационного кино Ирина Кострина, Леонид Каюков.Для дошкольного возраста.
В книге собраны популярные сказки-мультфильмы для детей и взрослых известного писателя и сценариста М. Ф. Липскерова.
Необычайно сложный в своей простоте главный герой отправляется в сентиментальное странствие по новой старой Москве, к местам своей юности. Но каждый шаг дается ему с трудом, и не потому, что стар и ноги болят, а потому, что вокруг – этот безумный, безумный, безумный мир... И чем ближе цель, тем она кажется недостижимее, и выхода нет, и путешествие становится бесконечным, и это... конец?..
«Черный квадрат» – роман необычный, динамичный, хаотичный, эксцентричный... В нем нет сюжета как такового, зато в избытке хватает неуемной фантазии автора, колоритных персонажей и реально-нереальных событий, а также тонкой иронии, черного и просто юмора, а еще какого-то там гротеска и прочей всякой всячины.Главный герой Михаил Липскеров (не автор) – он же Михайло Липскеровский, он же Мигель Липскеровес, он же Моше – не молод не стар, не богат не беден, не добр не вреден, в общем, клевый чувак, – блуждает по лабиринтам времени, по Волнам памяти в поисках своей любви – Лолиты, она же..
Главному герою не дает покоя один вопрос: как с пользой распорядиться свободной четырехкомнатной квартирой жаркой ночью в Москве? Лет тридцать назад хватило бы и пяти минут. А сейчас… Дать объявление: очаровательный молодой человек 65 лет желает познакомиться с веселой девушкой без предрассудков для совместного времяпрепровождения?А что, если взять старую телефонную книжку и позвонить тем, кому не позвонил тогда (хотя обещал), кого недолюбил (а ведь хотел), с кем недоговорил (а должен был)?Вот она – многострадальная записная книжка с полуистертыми записями, вместившими столько событий.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.