Весь Азимов. Академия на краю гибели - [96]

— Я забыл о гостеприимстве, простите меня. Вы чужестранцы, и не годится, чтобы вы угощали меня. Добро пожаловать ко мне домой. Я живу в кампусе, совсем недалеко отсюда, и, если вам угодно ещё побеседовать, у меня дома будет гораздо удобнее и непринужденнее, чем здесь. Единственное, о чём я сожалею, так это о том, что сумею предложить вам самое скромное угощение. Мы с женой — вегетарианцы, и если вы едите мясо, то прошу заранее извинить меня.

Тревайз успокоил его:

— Не переживайте, С.К., мы с Дж. П. с лёгкостью разок откажемся от наших плотоядных наклонностей. Надеюсь, беседа с вами станет отличной заменой мясных блюд.

— Еда, во всяком случае, будет интересная, это я вам обещаю… если только вы выдержите вкус сейшельских специй. Мы с женой их много добавляем.

— Мы с радостью отведаем любой экзотики, — довольно весело заявил Тревайз, хотя по выражению лица Пелората было видно, что такая перспектива его немного пугает.

Квинтесетц возглавил процессию. Все трое вышли из кабинета и пошли по бесконечно длинному коридору. По пути Квинтесетц не раз по-сейшельски здоровался с коллегами, но попыток представить им новых знакомых не делал. От Тревайза не укрылись удивленные, любопытные взгляды, которые сотрудники Университета бросали на его сумку — она была серая.

Видимо, приглушенные цвета в кампусе были страшной редкостью.

Наконец они добрались до парадного входа и вышли на воздух. На улице было совсем темно и прохладно. Поодаль виднелись деревья, высокая трава обрамляла обе стороны широкой аллеи.

Пелорат остановился. Фигура его была озарена огнями окон здания Университета и фонарей, освещавших аллеи кампуса. Он устремил взгляд в ночные небеса.

— Прекрасно… — восхищенно вымолвил он. — У одного нашего замечательного поэта есть стихотворение, где говорится об испещренной крапинками звёзд ткани ночного неба Сейшелла…

Тревайз, прищурившись, посмотрел на небо.

— Мы с Терминуса, — объяснил он Квинтесетцу. — Мой друг до сих пор не видел других небес. С Терминуса мы видим лишь туман Галактики вдали да редкие, тусклые звёзды. Если бы вы, Профессор, когда-нибудь посмотрели на наши скучные небеса, вы бы ещё больше восхищались картиной вашей ночи.

— О, мы очень восхищаемся нашими небесами, — отозвался Квинтесетц, — уверяю вас! Дело в том, что распределение звёзд у нас удивительно равномерное. Вряд ли, я думаю, отыщется ещё в Галактике место, где бы столь однородно были размещены звёзды первой величины… Но всё-таки их не так много. Мне довелось видеть небеса миров, располагающихся на краю шаровидных скоплений, и там настолько много ярких звёзд, что почти не видно черноты неба. Это не так красиво.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Тревайз.

— Вот интересно, — сказал Квинтесетц, — видите ли вы вон там почти правильный пятиугольник из звёзд практически одинаковой яркости? Вон там, прямо над деревьями. Пять Сестер — так мы называем это созвездие. Видите?

— Вижу, — ответил Тревайз. — Очень красиво.

— Да, красиво. Принято считать, что это созвездие символизирует успех в любви, и нет ни одного любовного послания, в конце которого не стоял бы вот такой пятиугольник из точек. Обозначает этот знак желание любить и быть любимым. Каждая из пяти звёзд обозначает разную стадию развития любовного процесса. У нас есть знаменитые стихотворения, где на разные лады смакуется эта тема — поэты соревнуются между собой в попытках наиболее эротично описать это. Когда я был помоложе, я тоже грешил стишками такого рода. Помышлял ли я тогда, что пройдут годы, и я стану совершенно безразличен к Пяти Сестрам! Ну да это, наверное, дело обычное. А видите внутри пятиугольника более тусклую звёздочку?

— Да.

— Она символизирует безответную любовь. Есть легенда, в которой говорится, что некогда эта звезда была такой же яркой, как остальные, но потом потускнела от тоски.

И Квинтесетц быстро пошел вперёд.

54

Обед был просто восхитительный — зря Квинтесетц скромничал. Блюд — бессчётное количество, гарниры и приправы — с тонким, но весьма выразительным вкусом.

Тревайз поинтересовался:

— Скажите, С.К., все ли овощи, которые были так очаровательны на вкус, входят в Галактический перечень?

— Да, конечно.

— А мне показалось, что среди них есть ваши местные растения.

— Безусловно. Планета Сейшелл, когда сюда прибыли первые поселенцы, оказалась миром с атмосферой, содержащей кислород, — значит, жизнь здесь должна была существовать. И нам удалось сохранить кое-какие эндемичные виды. У нас есть обширные природные парки, в которых бережно сохраняется как флора, так и фауна древнего Сейшелла.

— В этом вы впереди нас, С.К., — печально заметил Пелорат. — На Терминусе, когда туда прибыли первые поселенцы, оказалось крайне мало эндемичной жизни. Боюсь, долгое время не предпринималось особых попыток эту жизнь сберечь, сохранить, например, морскую флору и фауну, которые вырабатывали кислород, сделавший Терминус обитаемым. Теперь на Терминусе — самая стандартная природа.

— В Сейшелле искони берегут всякую жизнь, — с улыбкой скромной гордости сказал Квинтесетц.

Тревайз воспользовался моментом и пошел в атаку:

— Когда мы покидали ваш кабинет, С.К., вы обещали угостить нас, а затем рассказать нам о Гее.