Весь Азимов. Академия на краю гибели - [68]

Первый Оратор сказал:

— Пригласите вашу свидетельницу, Оратор.

Выражение лица Гендибаля стало более спокойным — так выглядел бы любой человек на суде. Сознание его держало оборону, но за линией заграждения он ощущал, что опасность позади — он выиграл, он победил.

34

Сура Нови заметно нервничала — глаза её были широко открыты, нижняя губа слегка дрожала. Время от времени она сжимала и разжимала пальцы, грудь её вздымалась от неровного дыхания. Волосы её были зачесаны назад и собраны в пучок. Руки теребили складки длинной юбки. Она обвела торопливым, испуганным взглядом всех собравшихся, и глаза её наполнились страхом.

Ораторы взирали на неё — кто с жалостью, кто с неудовольствием. Деларми вообще не удосужилась посмотреть на неё — делала вид, что не замечает её присутствия.

Гендибаль легко и нежно коснулся поверхности сознания Нови — как бы погладил его успокаивающей рукой. Он мог бы, конечно, приободрить её, коснувшись её руки или щеки, но в нынешних обстоятельствах это было невозможно, недопустимо.

Он сказал:

— Первый Оратор, я слегка успокоил сознание этой женщины, чтобы её показания не были искажены страхом. Будет ли вам всем, Ораторы, угодно присоединиться ко мне и удостовериться, что, помимо успокоения, я больше никоим образом не воздействовал на её сознание?

Ментальный голос Гендибаля так напугал Нови, что она в ужасе отшатнулась. Гендибаля это нисколько не удивило. Он понял, что она никогда не слышала, как разговаривают между собой сотрудники Второй Академии высокого ранга. Никогда в жизни ей ещё не доводилось присутствовать при таком необычном общении, выражавшемся в диковинной, быстрой комбинации звуков, тона, интонации, выражения лица и мыслей. Испуг, однако, миновал так же быстро, как вспыхнул, едва только Гендибаль, образно говоря, смахнул его с сознания Нови.

На лице Нови воцарилось безмятежное спокойствие.

— Позади тебя стул, Нови, — сказал Гендибаль. — Садись, пожалуйста.

Нови немного неуклюже поклонилась и села.

Говорила она довольно-таки чётко, и Гендибаль просил её повторить сказанное лишь тогда, когда её думлянский акцент становился слишком сильным. Иногда он повторял вопросы из формального уважения к заседателям.

Стычка между Гендибалем и Руфирантом была описана спокойно и подробно.

— Скажи, Нови, — спросил Гендибаль, — ты всё видела от начала и до конца собственными глазами?

— Не, Господин, а то бы я быстрее покончить всё это. Руфирант хороший парень быть, но не быть слишком умный.

— Но ты рассказала всё, как было. Как это возможно, если ты всего не видела?

— Руфирант мне рассказать потом, когда я спрашивать. Он быть стыдно.

— Стыдно? Он когда-нибудь раньше вел себя так?

— Руфирант? Не, Господин. Он добрый быть, хотя и здоровый. Не забияка быть вовсе, и он бояться мученые. Он часто говорить: они могучие быть сильно, много сила есть у них.

— Почему же тогда он вел себя совсем по-другому, когда встретился со мной?

— Это странно быть. Мне не быть понятно. — Нови покачала головой. — Он быть не такой, как всегда. Я говорить ему: «Деревянный твой башка, как ты мог быть обижать мученый?» Он мне говорить: «Сам не знать, как такое случиться. Будто я быть не я, будто я смотреть, как кто-то другой делать это».

Оратор Чень прервал её:

— Первый Оратор, какова ценность рассказа этой женщины? Что нам за дело до того, что она спросила и что ей ответил этот мужчина? Разве нельзя пригласить его самого и у него спросить об этом?

Гендибаль сообщил:

— Он здесь. Если, выслушав эту женщину, уважаемые Ораторы пожелают выслушать его показания, я тут же приглашу Кароля Руфиранта, моего недавнего обидчика. Если такового желания не возникнет, Стол может перейти к продолжению обсуждения дела, как только я закончу разговор с моей свидетельницей.

— Хорошо, — кивнул Первый Оратор. — Продолжайте опрос свидетельницы.

Гендибаль спросил:

— Ну а ты сама, Нови? Была ли ты похожа на себя, когда так гневно вмешалась в драку?

Мгновение Нови молчала. Маленькая морщинка залегла между её бровей и тут же исчезла. Она сказала:

— Я не знать. Я не хотеть, чтобы кто-то делать плохое мученые. Я не сама думать, меня кто-то толкать вроде.

Помолчав, она добавила:

— Да, меня будто кто-то толкать.

Гендибаль сказал:

— Нови, сейчас ты уснёшь. Ты не будешь думать ни о чём. Ты будешь отдыхать. Никакие сны тебе не приснятся.

Нови пробормотала что-то. Глаза её закрылись, голова откинулась на высокую спинку стула.

Выждав мгновение, Гендибаль сказал:

— Первый Оратор, прошу вас, выдержав небольшой интервал, последовать за мной в сознание этой женщины. Вы наверняка заметите, как оно примитивно и симметрично. Это редкая удача, иначе вы не смогли бы увидеть то, что увидите… Вот… Здесь… Видите? Если остальные присоединятся… лучше, чтобы все одновременно…

Стол был положен на лопатки!

— У кого-либо есть сомнения? — спросил Гендибаль.

Деларми не заставила себя ждать:

— Да, я сомневаюсь, потому что… — и тут же осеклась, потому что даже ей было страшно произнести вслух то, о чём она подумала.

Гендибаль сказал за неё:

— Вам пришла в голову мысль о том, что я нарочно поработал над сознанием этой женщины с целью дачи ею ложных показаний? Вы, следовательно, такого высокого мнения обо мне, что полагаете, будто мне под силу видоизменить одну-единственную ментальную цепочку, не затронув близлежащие участки сознания? Если бы я действительно на такое был способен, разве я позволил бы всем вам так вести себя со мной? Разве я допустил бы, чтобы меня так унизили? Будь я способен сотворить такое, что все вы увидели в сознании этой женщины, вы все были бы беспомощны против меня… Неоспоримый факт состоит в том, что никто из нас, и я в том числе, не смог бы обработать сознание этой женщины так, как оно обработано. И тем не менее это сделано. — Он молча оглядел всех Ораторов поочередно и, задержав взгляд на лице Деларми, медленно, с расстановкой проговорил: — Теперь, если вы все не против, я вызову думлянского крестьянина, Кароля Руфиранта, которого я также обследовал и чье сознание было обработано точно так же.