Весь Азимов. Академия на краю гибели - [113]

— Думаю, много, Нови.

— А другие вещи у них тоже такие удивительные?

— У них много мощного оружия, самого разного.

— Тогда, Господин, они, наверное, могут победить все-все миры сейчас?

— Нет, не могут. Ещё не время.

— Но почему не могут? Учёные остановят их?

— Нам не придётся их останавливать, Нови. Даже если бы мы совсем ничего не делали, они всё равно не смогут сейчас захватить все миры.

— Но кто им помешает?

— Понимаешь… — начал Гендибаль… — есть такой план, его придумал один очень мудрый человек…

Он оборвал начатую фразу, улыбнулся, покачал головой:

— Трудно объяснить, Нови. Как-нибудь в другой раз. Знаешь, может быть, ты и сама всё поймешь ещё до того, как мы вернёмся на Трентор.

— А что должно случиться, Господин?

— Точно пока не знаю, Нови. Но всё будет хорошо.

Гендибаль отвернулся и приготовился к связи с Компором.

И хорошо, что отвернулся, — с губ чуть было не слетели слова: «Я очень надеюсь». О, как он разозлился на себя за эти несказанные слова. Он отлично понимал, откуда они взялись: очертания корабля Компора породили их — символ мощи Академии, её колоссального, изощренного могущества, и восторг в широко раскрытых глазах Нови, когда она смотрела на этот корабль!

Как глупо! Как он мог попасться на эту удочку? Как можно сравнивать обладание грубой физической силой со способностью управлять сознанием людей? «Рука на горле, которой на самом деле нет» — так называли такое ощущение многие поколения Ораторов.

Подумать только, а он до сих пор не свободен от подобных чар!

65

Мунн Ли Компор плохо понимал, как следует себя вести. Образ всемогущих Ораторов, который он сам создал, с которыми он время от времени выходил на связь, — таков ли он на самом деле? Какой он, один из этих людей, державших в могучей, таинственной деснице всё человечество?

Стор Гендибаль был самым частым собеседником Компора в последние годы. Но не голос его приходил на память Компору, когда он думал о Гендибале, а сила и мощь его сознания при сеансах ментальной гиперсвязи.

Невидимые нити ментосвязи опутывали тонкой сетью всю Галактику, и в этом отношении Вторая Академия оставила Первую далеко позади. Концы всех ниточек держали в руках самые посвященные.

Не однажды Компор испытывал щемящую радость от своей, пусть маленькой, роли в грандиозном общем деле. Как таинственно, как великолепно было всё это! Даже жена ничего не знала о его второй жизни.

Теми посвященными, кто держал в руках концы всех нитей, были Ораторы, а этот самый Оратор, Стор Гендибаль, который, как думал Компор, недалек от того, чтобы стать Первым Оратором, выше любого из Императоров… этот человек был рядом, в корабле, который донес его сюда с Трентора. О, как Компору было жаль, что встреча происходит не на самом Тренторе!

Но неужели этот корабль — с Трентора? Да у любого из древних Торговцев, что развозили товары из Академии по всей Галактике, корабли были наверняка получше этого. И ничего удивительного, что путь от Трентора до Сейшелла занял у Оратора столько времени. Его корабль не был даже оборудован устройством для стыковки, а даже корабли слабенького флота Сейшелла имели такие приспособления. Пришлось уравнять скорость кораблей, сейчас будет переброшен трап, и Оратор переберётся по нему — совсем как в Имперские времена.

«Вот оно как, — думал Компор, не в силах прогнать разочарования. — Оратор прилетел в старой Имперской посудине…»

По трапу передвигались две фигурки — одна из них настолько неуклюже, что не оставалось никаких сомнений — этот человек в космосе впервые.

Наконец они вошли в люк и сняли скафандры. Оратор Стор Гендибаль оказался человеком невысокого роста, поджарым, не слишком выразительной внешности. Ни силы, ни могущества, ни какой-то необыкновенной учености от него не исходило. Единственным знаком мудрости были его тёмные, глубоко посаженные глаза. Вдобавок он оглядывался по сторонам с явным проявлением благоговейного трепета!

С ним была женщина самой заурядной внешности. Рот её приоткрылся от восхищения.

66

Не так уж страшно было Гендибалю переходить из одного корабля в другой по трапу — да, он не был опытным космолетчиком, и никто во Второй Академии не был, но и оставаться законченной сухопутной крысой никому во Второй Академии не позволяли. Возможность необходимости совершения космических полётов витала в воздухе, но каждый из сотрудников старался о такой возможности не думать (кстати говоря, Прим Пальвер, намотавший столько парсеков по Галактике, что его опыт космолетчика стал попросту легендарным, обронил однажды фразу, смысл которой сводился примерно к следующему: «Успех Оратора в осуществлении Плана определяется тем, насколько часто он выбирается в космос»).

Переходным трапом Гендибаль раньше пользовался трижды. Если он и испытывал какую-то неуверенность, её следовало побороть ради Нови. Не нужно было быть великим специалистом в менталике, чтобы увидеть, как страшна ей сама мысль о том, чтобы ступить в пустоту.

— Я быть страшно… — пролепетала она, забыв все свои успехи в грамматике. — Я делать шаг в никуда…

Тихим, добрым голосом Гендибаль принялся её уговаривать:

— Я не могу оставить тебя на этом корабле, Нови, потому что должен перейти в другой. Ты должна пойти со мной. Это совсем не опасно, мы наденем скафандры, и они защитят нас от любого вреда. И ещё: ты не упадешь, даже если отпустишь поручни — останешься совсем близко, рукой можно достать. Я помогу тебе. Пойдём, Нови, покажи мне, какая ты храбрая. Ты храбрая, ты умная, ты хочешь стать ученой, правда?