Вервольф перед Рождеством - [2]

Но человек стоял, не собираясь убегать, и разглядывал вервольфа, обмотанного оленьими кишками.

— Я тебя знаю? — спросил он. Он протянул свободную руку — из висящей за спиной тени выскочила книжка и легла ему в ладонь. Он просмотрел страницы. — Ага… да. Маттиас Вульфкинд. Давно тебя не видел, Мэтти, и, кажется мне, ты вел себя очень, очень плохо. А сейчас еще бедняжка Руди. Так что же мне с тобой делать?

Мэтт уставился на типа в красном и снова зарычал, но на этот раз выговаривая полуволчьей пастью хриплые слова, а в голове вертелась совершенно человеческая мысль.

— Кто ты такой?

Человек в красном грустно улыбнулся.

— Давно это было, но ты меня называл «дедуска» и «сантакла». Ты тогда был маленький и совсем не такой лохматый. Помнишь?

Маттиас затряс головой. Он подумал было, не загрызть ли старикашку и осуществить свой план, но этот человек каким-то странным образом его усмирил, и он просто не мог этого сделать. Это казалось… плохим делом — категория, к которой вервольф давно уже не обращался.

И человек тоже покачал головой.

— Не помнишь? Ну, что ж. Я Николай Мирликийский. Многие меня зовут Санта-Клаусом.

Маттиас попятился в изумлении. Вертевшаяся в глубине сознания мысль взорвалась электрической лампочкой. Не может быть…

— Отец Рождество?

— И так тоже, — кивнул Санта-Клаус. — И святой Николай, и Крис Крингл, и еще по-разному. Но сейчас канун рождества, а ты съел моего головного оленя, и боюсь, что у меня очень затруднительное положение.

Вервольф глянул на окровавленный труп красноносого оленя, разбросанный по снегу, и сжался:

— Ой!

— Вот именно, — кивнул святой Николай. — В моей власти воскресить из мертвых ребенка, но с северным оленем, боюсь, не получится. Так что это будешь ты, Маттиас Вульфкинд.

— Нет, нет! — взвыл Маттиас.

Он бросился прямо на загородку, пытаясь ее перелезть — и почувствовал, что плавает в чистом воздухе вечной зимы Северного полюса. Как украшение на елочной ветке.

— Не нет, а да. Ты сейчас взрослый мужчина и наполовину зверь, но твои детские воспоминания дают мне сегодня власть над тобой. — Святой Николай простер посох, будто его загнутая рукоять магически держала Маттиаса в воздухе.

— Я не олень! — горячо возразил вервольф. — Я большой и волосатый!

— Олени тоже покрыты шерстью. Вполне подойдешь.

— Я хищник!

— Оленям все равно — им приходилось бегать и с более чудными тварями.

— Но я не умею летать! — рявкнул вервольф, и это было совершеннейшей правдой, если вспомнить печальную судьбу самолета.

— А это я исправлю, — пообещал Крис Крингл.

Святой Николай сунул свободную руку в карман и достал пригоршню чего-то блестящего и звенящего, как детский смех. Это вещество он метнул в вервольфа, пробормотав что-то по-латыни — не то чтобы Маттиас знал этот язык, но помнил звучание по службам в католической школе, — и на Маттиаса осело облачко блестящей коричневой пыльцы.

Она пахла корицей и бренди, и вкус у нее был, как у имбирных пряников и яблок. Когда она попала в глаза, Маттиас увидел волшебных созданий в прозрачных одеждах, танцующих и кружащихся в разноцветных лентах магии. Он зачихал, зафыркал, отряхиваясь, пытаясь оттереть морду об снег, но не мог избавиться ни от этой пыли, ни от странного охватившего его чувства. Его одолело веселое, радостное ощущение, будто все тело стало из шампанских пузырьков. И как же это было щекотно! И чесалось! И как у него задергался и завертелся нос от всего этого, и как же было на все это наплевать!

Он взвыл, колотя передними лапами небо, оттолкнулся от него и описал мертвую петлю, сделавшую бы честь искусному пилоту. Это ему тоже не понравилось, особенно когда он на выходе стукнулся головой о бревно изгороди.

— Что… что это за дрянь? — простонал он.

— «Рождественская радость», — ответил Дед Мороз. — Сделана из крошек рождественского печенья, вина со специями и капельки рождественской магии. И корица, потому что я ее очень люблю. Наверное, еще капелька бренди. Но сам понимаешь, просто чтобы не замерзнуть.

— Какая мерзость! — взвыл Маттиас, скребя лапами бедный чувствительный нос. Никак не хотел уходить запах корицы.

— Забавно, — заметил Дедушка Рождество, задумчиво поглаживая бороду. — Не знал, что ты в родстве с Эбенезером Скруджем…

— С кем?

— Да не важно. Он исправился. Может быть, и у тебя получится.

Матиас взревел.

— Ну-ну, это уже лишнее.

Всего лишь кивком головы Санта вызвал двух эльфов, вставших как из-под земли по бокам Маттиаса. Длинные острые уши, острые подбородки и раскосые острые глаза — эти эльфы были как будто из острых углов сделаны, бледные и пугающие. Очень похожие на воспитателей в детском доме и на монахинь, что колотили его линейкой по пальцам, и он взвыл, припомнив тогдашний страх.

Эльфы без единого слова взяли вервольфа и повели прочь из загородки, вокруг хвойной рощицы во двор большого каменного дома, которого — Маттиас был уверен — здесь только что не было. Посреди двора стояли большие старомодные сани, ярко-красные, с блестящей черной отделкой. Прямо рядом с сиденьем кучера была нарисована лошадь, когда Маттиаса проводили мимо, она проводила его взглядом, повернув голову. Вервольф поежился и перевел взгляд на вереницу из восьми оленей, запряженную в странный экипаж.