Версия Барни - [147]
— Тебе что, обязательно было целый час сидеть, непрестанно зевая?
— Ты мне скажи: он был твоим любовником?
— Барни, ты меня поражаешь. Спрашиваешь о том, что если и было, то в другой жизни, до нашей встречи!
— Я не хочу больше видеть его за этим столом!
— Что ж, поправь меня, если я ошибаюсь, но, насколько мне известно, ты до меня был женат дважды.
— Да, но только ты у меня глава семьи.
Мне не удалось этим вызвать появления ямочек у нее на щеках. Мириам лишь отмахнулась, она была расстроена.
— Кип сказал, что Марту Хансон — при мне она была простым корректором и даже не очень хорошим — скоро назначат главой художественного вещания.
— И что?
— В будущем мне придется любые свои начинания согласовывать с ней.
А в другой раз только мы включили новости по Си-би-си-ТВ, смотрим, там новая какая-то девица вещает из Лондона.
— Глазам своим не верю, — ужаснулась Мириам, — это же Салли Инграмс. Я сама ее на работу с улицы взяла!
— Мириам, только не говори мне, что ты хочешь стать телерепортером.
— Нет. Наверное, нет. И Салли, я уверена, хорошо будет с этой работой справляться. Просто меня иногда расстраивает, что все, кого я там знала, заняты интересным делом.
— А ты не считаешь, что родить и воспитать троих замечательных детей — это тоже интересное дело?
— Вообще-то да, но бывают дни, когда я так не считаю. В наше время это стало как-то не очень престижно, правда?
Пока дети еще жили дома и нуждались в постоянной поддержке Мириам, наши мелкие размолвки случались редко и заканчивались, как правило, объятиями и смехом, да и в постели мы оставались страстными любовниками. Впрочем, сейчас, когда все подряд безудержно предаются эксгибиционизму и самовосхвалению, я предпочту немодную сдержанность и скажу только, что с Мириам я делал в постели вещи, которых не позволял себе ни с кем другим, и полагаю, что она тоже. После того как последний из нашего выводка покинул гнездо, свое вступление в пору новой для нас свободы среднего возраста мы отметили тем, что чаще стали баловать себя заграничными поездками, но на Мириам начали вдруг нападать приступы уныния и неудовлетворенности возможностями ее внештатной работы, кроме того она нет-нет принималась казнить себя за бездарность. По глупости своей я недооценивал эту проблему. И конечно же в свойственной мне придурковатой манере только отмахивался — дескать, ладно тебе, это пройдет: шалости менопаузы.
Майкл женился, а Савл переехал в Нью-Йорк. И вот однажды, перед тем как заняться любовью в туристском отеле с видом на Гранаду и половину Андалусии, я говорю:
— По-моему, ты забыла про свой колпачок.
— Он мне уже не нужен, но ты-то — конечно! Ты можешь еще иметь детей.
— Мириам, бога ради.
— Небось завидуешь Нату Гольду?
Нат прожил с женой тридцать лет, а потом развелся и нашел себе женщину на двадцать лет моложе, так что в те дни его можно было встретить на Грин-авеню с прогулочной коляской, в которой сидел полуторагодовалый малыш.
— Я думаю, он выглядит глупо, — сказал я.
— Не надо песен, дорогой. Это, должно быть, очень омолаживает.
Однажды вечером, после того как Кейт вышла замуж и уехала в Торонто, я пришел домой с работы раньше обычного и обнаружил на обеденном столе буклет с программами Макгиллского университета.
— Это еще зачем? — спрашиваю.
— Да вот, думаю записаться на некоторые курсы. А что, нельзя?
— Да можно, конечно, — сказал я, однако в тот же вечер чуть попозже пришел в ужас от перспективы возвращаться в пустой дом, когда она будет сидеть в лекционной аудитории, и разразился глупой антиакадемической филиппикой. Очень напирал на правоту Владимира Набокова, говорившего своим студентам в Корнеллском университете, что «д. фил.» — это значит дурак и филистер, а также что самые одаренные люди из тех, кого он знал, в университетах не обучались.
— А как насчет твоих детей?
— Нет правил без исключения. Вот Бука, например. Окончил Гарвард.
— Сомневаюсь, чтобы они там установили в его честь мемориальную доску.
