Вершины не спят (Книга 2) - [92]

—     Я не хотел молчать, а сказать было некому.

— Как так некому... Ай-ай-ай... Доктор, я скоро вернусь. — Астемир вместе с Лю отправился разыскивать Эльдара.

По дороге, торопясь и спотыкаясь в темноте, Астемир говорил:

—   Хотел я тебе дать важное Поручение, а теперь не знаю, давать ли. Нет, я шучу. Ты — аферим! Молодец! Большой молодец! Это ты здорово — сбросил камни. Но вот что, сын, — и Астемир понизил голос, — тебе здесь больше нечего делать, сейчас отправишься в Шхальмивоко к матери и там дождешься меня. Там я скажу, что тебе делать дальше.

 — Хорошо, — отвечал Лю, хотя ему не хотелось оставлять Тину.

Астемир догадался о чувствах сына, и сказал:

—  Зайдешь заодно к Чаче, мы привезем ее сюда, пусть Тина видит ее, а может, в самом деле какая-нибудь травка пригодится. Травки тоже нужны человеку.

—    Валлаги, это хорошо! — обрадовался Лю, представляя себя в Шхальмивоко. Его глаза заблестели. Но тут вспомнились ему односельчане, мельник Адам и мулла Саид, какими видел он их в толпе ссыльных, и он промолвил безрадостно:

—   А на мельнице теперь, наверно, скучно?

—   Адама уже нет, — коротко сказал Астемир. — У нас, Лю, другой разговор: дело, которое я хочу поручить тебе, важно для судьбы Казгирея. Приеду завтра, как условились. И вот что я поручаю тебе... Но об этом не будешь пока говорить даже нане... Понял?

—   Понял.

—   Ты поедешь в Ростов.

Тут Астемир приостановился, наблюдая за сыном.

—  Поедешь в Ростов, в крайкоме — знаешь, что такое крайком? — найдешь Степана Ильича, он сейчас там, и передашь ему письмо. Тебя в Ростове встретит одна женщина, поможет найти.

— Я непременно найду крайком... А какое письмо? — спросил Лю.

—   Письмо к Степану Ильичу от меня и от твоего друга Казгирея.

—   А Казгирей и твой друг. Он тебя хвалит.

—   Хвалит? Приятно, когда тебя хвалит такой человек, как Казгирей Матхадов. Что бы ни случилось с Казгиреем, помни, Лю, этого человека, — переводя дыхание, проговорил Астемир. — Пусть слова учителя освещают тебе дорогу в жизни... Мы с ним товарищи по партии. Это очень много. Помни, Лю, это нелегко — быть другом такого человека...

—   Трудно, но зачем кричать?

—   О чем ты?

—   Зачем Инал кричал на него, грозился? Ведь Казгирей ни на кого не кричит, а просто говорит, и когда говорит, ему всегда веришь... Вот так я думаю, дада.

—   Кричать человеку на человека, конечно, не нужно, правда не любит крика...

ПИСЬМО И СМЕРТЬ КАЗГИРЕЯ

Лю всегда казалось, что Степана Ильича он узнает в любой толпе и днем и ночью.

Очевидно, эта его уверенность передалась отцу, отправлявшему сына в первую большую поездку, а что касается Думасары, то она и в прежние годы была спокойна и за старшего,  Тембота, и за Лю. Если ее что-нибудь волновало, то не такие мелочи жизни, как отъезд сына или приезд сына, а опасность, которой постоянно подвергался Астемир в своем партийном или учительском рвении, но и в таких случаях, как известно, она держалась спокойно, храбро.

Астемир, под предлогом того, что младший едет в Москву в гости к старшему брату, проводил Лю до станции Прохладная, где пересадил сына в поезд Баку — Ростов.

На вокзале в Ростове Лю встретила Макка, жена Курашева, который известил ее телеграммой, и Макка безупречно выполнила свою задачу — сразу узнала парнишку в высокой бараньей шапке и в шинельке не по росту, с сумкой за плечом.

Чудеса большого города, конечно, поражали Лю на каждом шагу: такой шум, лязг, крики он представлял себе только на войне. Идет поезд — одни вагоны, без паровоза, не удивительно ли? Течет река в десять раз шире Буруна, а по ней спокойно плывет домик, и не один. Ни Лю, ни Макка не тратили времени зря. Горожанка Макка быстро связалась с крайкомом по телефону, узнала телефон Степана Ильича, дозвонилась.

Через полчаса Лю с Маккой вышагивали по широкой красивой улице — по одну сторону парк, по другую дома невероятной высоты, невиданной красоты. А дом, в котором находился Степан Ильич, возвышался над всеми другими, превосходя своим видом все другие дома: торжественность, сверкание больших стекол, блеск автомобилей у входа. О, тут стоял не один «линкольн».

Лю не обманулся — сразу узнал Степана Ильича. Он сам вышел на улицу, все такой же рыжеватый, с лицом в веснушках и веселыми глазами. Увидя Лю, Степан Ильич воскликнул:

—     Ты ли это, сын Астемира?

—     Это я, — внушительно отвечал Лю.

—     Узнаешь ты меня?

—     Узнаю.

—     Похож ли я еще на учителя?

—     Похож.

Лю не раз слыхал, что Степан Ильич похож на учителя. Об этом Астемир говорил еще в те годы, когда Степан Ильич жил в Кабарде. И в самом деле, Степан Ильич смолоду походил не то на учителя, не то на фабричного мастера. А собственно, он и сочетал в себе учителя с мастером, по крайней мере в глазах Лю. В те годы, когда Степан Ильич появлялся в Шхальмивоко, он всегда что-то объяснял окружающим его людям. Степан Ильич всегда был простым и добрым, и если оставался на ночь в доме Астемира Баташева, то в его карманах неизменно находились конфеты или пряники. Словом, что говорить, Лю и Степан Ильич с давних лет слыли кунаками.

 Сейчас, при встрече в такой необычайной, новой обстановке, Лю старался не ударить лицом в грязь, был немногословен и говорил загадочно.