Вершины не спят (Книга 2) - [91]

—     Думаешь убежать — не убежишь, — убежденно сказал Шруков. — Караульных мы поставим надежных, шариатистов среди них не найдется.

—     Меня будет караулить моя совесть! — вспыхнул Казгирей.

—     А она у тебя есть? — язвительно заметил Шруков.

Инал вмешался, повторяя призыв Астемира:

—     Не мельчите, не переходите на личности! Может, у Казгирея и есть совесть, только не партийная совесть.

—     Валлаги, я так думаю: партийная совесть — это ленинизм, — сказал Курашев.

—     Ленинизм, ленинизм! — возвысил голос Инал. — Что значит ленинизм? Кто нам показывает, что такое ленинизм? — Инал сделал паузу. — Товарищ Сталин! — Он сказал это неторопливо и величаво, протянул вперед руку, как для клятвы. — Наш вождь показывает образцы понимания ленинизма и в книге и в жизни. Товарищ Сталин служит мне примером, с ним я всегда сердцем согласую свои решения, и в этом я вижу свою силу, поэтому и беру на себя смелость отождествлять свою волю с волей народа и партии. Мы протягиваем руки к нему, и он осеняет всех нас. Разве это не так? Какие тут возможны разнотолки? Товарищ Сталин — вот олицетворение ленинизма на данном этапе. Вот наша главная книга, Казгирей. Товарищ Сталин — наша совесть, для которой не существует ни громких имен, ни авторитетов, если люди покачнулись или обнаружили гнилые корни. Он все знает, все может, но ему трудно. Он должен знать о нашей любви к нему, о том, что к нему мы протягиваем свои руки. Давно ли мы выгнали Троцкого? А разве Троцкий был менее известен, разве его имя меньше гремело, чем имя Казгирея Матханова в Кабарде, в Ингушетии или Дагестане? Но я, между прочим, согласен, — голос оратора начал затихать. — Валлаги, иди в больницу. Это я тебе говорю, Казгирей. Пусть будет меньше шума, если ты сам не постараешься нашуметь. А мы управимся без тебя. Мы подождем. Мы уважаем Степана Ильича и помним, что все-таки это Степан Ильич направил тебя сюда...

—     Я сам решил вернуться на родину.

—     Ну, прежде чем решил, ты немало думал, а Степан Ильич поддержал. Без поддержки Степана Ильича ничего бы не вышло. Дело партийное. И я всегда прежде всего помню, что я член партии, — и опять Инал загремел, забывши, должно быть, что рядом за стенкой тяжело раненные люди, — и я никому не позволю обвинять меня в антипартийности! Верность партии Ленина — Сталина, верность самому товарищу Сталину для меня превыше всего. Если бы мой отец встал из могилы и действовал бы против партии, я не пощадил бы его... Я знаю, иные думают, Инал сводит счеты со своим кровником Казгиреем. Чепуха! Это было бы проще всего... Чепуха! Вот что я вам скажу: вы любите толковать о народных традициях, усматриваете в них мудрость. Верно! Во многом из того, чего придерживается народ, есть и правда и мудрость. По каким законам Аюбу удалось застрелить Жираслана? Почему? По праву первого выстрела. — При этих словах, как бы не ожидая услышать их от Инала, Казгирей поднял глаза и стал слушать с особенным вниманием.— Вы знаете народное поверье, — все более увлекался Инал, — правый всегда победит, потому что аллах дает ему силу и прозорливость.

Заседание кончилось.

Встревоженные или просто любопытные люди, толпившиеся под окнами, понемногу расходились. Эльдар и следователь Свистяшко продолжали обходить те дома и хозяйства, которые были на подозрении. Важно было сейчас же установить, кто дома, кто в отъезде, почему Эльдару не терпелось выехать к месту происшествия, и он торопился. Ах, как помогло бы бесценное наблюдение Лю...

И Лю уже казалось, что наступил удобный момент. Видно устав от дебатов, Астемир сидел, глубоко задумавшись, и не сразу откликнулся.

—     Вот видишь, Лю, — проговорил он, — тень ворона все-таки упала на нашего Казгирея. Думасара была права.

—     Я рад, дада, что ты не позволил Иналу ругать Казгирея. Я хочу тебе что-то рассказать...

И в этот момент показался Василий Петрович в белом халате, в белой шапочке, испачканный кровью.

—     Мешаем вам, Василий Петрович. Извините, пожалуйста. Но мы уже кончили. Как там у вас дела?

—     Нужна кровь для переливания, — деловито проговорил врач, — первая группа. А я знаю, у Сарымы первая, и она сама предлагает. Как считаете? Где Эльдар?

—     Эльдар ушел по делу, — отвечал за мужа Сарымы ее названый отец Астемир. — Но какие же возражения: нужно — берите. У меня тоже первая группа.

—     Что ж, может, возьмем и у тебя, нужно не меньше восьмисот кубиков.

Василий Петрович сразу приступил к делу, он имел немалый опыт сложнейших операций в еще более непригодных условиях — в горах, кошах, в грязных и темных саклях.

Как ни интересно было бы подсмотреть то, что делает Василий Петрович для переливания крови, Лю понимал, что больше нельзя терять ни минуты, нужно наконец рассказать свое.

—   Слушай, дада... — Лю рассказал все, что видел. Подвода, на которой ехали абреки, останавливалась здесь, в Нижних Батога, и люди, которые потом напали на магазин на колесах, совещались с какими-то другими людьми у белого домика в конце улицы.

Астемир схватился за голову, даже примял шапку:

—     Ай-ай-ай, что ж ты до сих пор молчал!