Вершины не спят (Книга 2) - [62]
Приняв такое решение, Инал повеселел, но тут опять к самому помосту стал проталкиваться неугомонный Казмай.
Старый Казмай явился на собрание в своей праздничной черкеске с газырями. У него и у Ахья были, разумеется, все причины для волнения. В первый раз старику предстояло говорить всенародно о себе, о своей семье, о своих обидах и, наконец, о великодушном поступке Инала, освободившего Ахья.
Ничего в жизни так не хотелось старику Казмаю, как сейчас услышать от людей приговор, чистый он человек или не чистый, и чтобы этот приговор услышал его сын. Между тем старик попадал в смешное положение. Казмай никогда не заботился о приискании себе фамилии. Казмай — да и только! Так он и прожил свой век. Казмай да Казмай, Казмай из Батога. Когда же Ахья начал работать в комсомоле и ему понадобилась фамилия, то он назвал себя просто Казмаевым. Признаться, никакого неудобства не испытывали ни Ахья, ни Казмай. Но вот теперь комиссия стала перед вопросом: на какую букву зачислить Казмая? А Казмай к тому же опоздал к началу собрания (не сразу нашлись патроны во все газыри). Вот и решили отнести Казмая в конец списка. Узнав об этом, старик усмотрел в таком решении неуважение к себе, а ведь ему так не терпелось услышать, что скажет о нем народ, и не мог успокоиться. Вот почему он с помощью сына и проталкивался к помосту. От усилий он даже запыхался и не сразу мог заговорить с Иналом:
— Слушай, Инал, я и сюда торопился, как на твою свадьбу. Я опять перешел много рек. Я хочу, чтобы народ сказал обо мне как можно скорее, хороший я человек или плохой. Я сам хочу высказаться перед народом и сказать о тебе, Инал. Я выйду сюда, на это высокое место, вместе с Ахья. Пусть весь народ видит, что сын опять с отцом, что справедливость есть, а ворота открыл ей ты, Инал. Вот что я хочу сказать. Вот почему мое сердце бьется нетерпеливо. Почему же ты отбросил меня в самый конец?
Инал отвечал с досадой:
— Я не знаю, старик, что ты хочешь говорить. Каждый может говорить то, что у него на языке. Не знаю, не знаю... А насчет очереди, — это не мое дело, обращайся к Астемиру. Астемир! Выслушай старика.
У Инала окончательно созрел план. Он решил, что люди, утомленные долгим собранием, не будут очень придирчивы и многословны даже при разборе такого дела, каким был вопрос о Казгирее Матханове. А поэтому выгодно пропустить Матханова сейчас: это давало надежду направить разбор дела именно по тому пути, какой предусматривался Иналом.
Политическая физиономия Казгирея Матханова последних лет как будто бы и ясна. Его научные труды известны. Латинизация алфавитов — вот конек, на котором Казгирей проскакал по многим фронтам культурной революции. Инал помнил, например, любопытную историю, слышанную им еще в Москве от Коломейцева.
В один из аулов Чечено-Ингушетии приехал учитель с кипами только что напечатанного букваря. В ауле в это же время был Казгирей Матханов, знакомившийся с постановкой народного образования в Чечено-Ингушетии. И вот на его глазах произошло событие, казалось бы, невероятное. Учитель роздал буквари детям и велел наутро явиться в школу. Каково же было удивление учителя, когда утром в школу пришли не дети с букварями, а их отцы с кинжалами. «Как ты смел, собачий сын, священными арабскими буквами изображать простые ингушские слова?» Именно недавний бунт в Бурунах напомнил Иналу эту историю. Возбужденные люди шумели, размахивали букварями: дескать, допустимое ли богохульство — писать ингушские слова буквами, которыми пишутся молитвы и стихи Священного писания, ведомые самому аллаху. Люди требовали сложить эти книги на минарете и никогда их не трогать. Чтобы успокоить разбушевавшихся ингушей, Казгирей взял вину на себя. Мол, не учитель виноват, это он, Казгирей, привез из Москвы такие буквари, но он, человек из Москвы, обещает, что Советская власть пришлет другие буквари.
Почему-то с большой яркостью вспомнился сейчас Иналу этот случай в ингушском селении и то, что сказал Степан Ильич.
— Это происшествие, — признавался тогда Степан Ильич, — помогло не одному только Казгирею понять многое. Кто мог предвидеть, что в самом религиозном фанатизме заложена сила, направленная против ислама? Но как высвободить эту силу, дать ей простор, использовать ее на благо народного просвещения?
Случай в ингушском селе подтвердил, таким образом, вывод, к какому пришли Коломейцев и Матханов: арабское письмо не годится.
Внедрение русской графики, с другой стороны, наталкивалось на враждебность народов, испытавших колониальное иго царизма. С течением времени русское влияние утратит этот привкус, но сейчас, когда только начинается революция в духовной жизни народов, следовало остерегаться излишних затруднений. Латинская же система станет мостом, перекинутым от мусульманского берега к русскому берегу.
С этими доводами Казгирей обратился к наркому Луначарскому и встретил поддержку. За несколько последовавших затем лет Казгирей Матханов приобрел широкую известность среди народов Советского Востока. С таким же фанатизмом, с каким ингуши и чеченцы защищали неприкосновенность Корана, они теперь защищали бы Казгирея.
В романе — «Восход луны» — Алим Кешоков рассказал о сложностях современного арабского мира, о столкновениях пережитков прошлого с прогрессивными силами. Это — роман политический. И одна из главных его тем — палестинская проблема. Агрессоры пытаются лишить палестинцев их национальных святынь, их истории и даже родных земель. Роман А. Кешокова «Восход луны» — взволнованное произведение о борьбе палестинского народа за свои человеческие права, за свою национальную независимость. Публицистический пафос романа вызывает у читателя чувства гнева и сострадания, гуманности и справедливости.
В романе отображен героический период в жизни родной автору Кабарды — лето — осень 1942 года, когда фашисты рвались к Кавказу.Тема произведения — мужество, стойкость, героизм народа, проявленные в тяжелые дни немецкого наступления.
АЛИМ КЕШОКОВВероятно, человек этот уже много лет не садился на коня, не держал в руке молнию клинка. И все-таки, когда думаешь об Алиме Кешокове, народном поэте Кабардино-Балкарии, образ всадника неотступно преследует тебя. И не потому только, что этот образ присутствует едва ли не в каждом произведении писателя, будь то поэма, коротенькое стихотворение, пьеса или большое прозаическое полотно. Это можно было бы отнести на счет сыновней дани горца традиционным мотивам. Но в творчестве Кешокова образ всадника надобно понимать и глубже и шире: это вечное, и притом стремительное, как бег скакуна, движение, без которого ни сам поэт, ни его герои, которым автор доверительно сообщает самые сокровенные думы свои, попросту немыслимы.До Октября, как известно, кабардинцы не имели своей письменности.
Разнообразие природных ландшафтов Ростовской области, богатства ее недр и вод, животного и растительного мира — тема этой книги. Рассказывая о донской природе, авторы знакомят читателя с проблемами ее охраны, мерами восстановления, с задачами, которые в связи с этим встают перед наукой, производством, каждым жителем области.Рассчитана на массового читателя, в том числе на старшеклассников, на всех, кому дорога природа родного края.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.