Вершины не спят (Книга 2) - [51]
Тут опять что-то не понравилось Иналу, и хотя он продолжал шутку, но уже не без ехидства:
— Нет, нет, это не укрылось: вон как посветлело, глаза черные, а сколько источают света.
— В твоем доме, Инал, всегда будет светло, — вежливо отвечал Казгирей. — С твоего неба, Инал, ни днем, ни ночью не сходит прекраснейшее светило. — И он сделал жест в сторону Веры Павловны.
— Я и говорю, ловок, ловок джигит, за словом в карман не лезет. Сумеет ответить. А кстати, где твоя жена, Казгирей? Или в этом случае предпочитаешь темнить?
— Зачем же темнить? — простодушно отвечал Казгирей. — Каждый человек тянется к свету.
Эти слова понравились даже Нахо, и он подхватил:
— Это Казгирей верно сказал. Валлаги, каждый человек тянется к свету...
— И к хорошей баранине, — усмехнулся Инал.
— А что же возражать, это, конечно, так, — охотно согласился Астемир. — Бойкое слово, озаренное умом, — лучший свет. Вот мы и будем просить Казгирея быть тамадой.
— Нелегко быть тамадой в доме Инала, — улыбнулся Казгирей.
— Тем больше чести, — заметил Астемир. — Кто же другой. Если не сам Инал, то Казгирей. Ведь первый тамада Кабарды, Жираслан, не хочет сесть с нами за стол.
— Ну, Казгирей, — пробасил Инал, — передаю тебе власть, приступай: баранья голова перед тобой.
И Казгирей приступил к священнодействию — разделу отварной бараньей головы между присутствующими мужчинами. Тут, как известно, требовалось немало находчивости и остроумия. Каждая часть имела свое значение, и следовало так разделить куски, чтобы никто не остался в обиде.
Но и в этом трудном деле Казгирей не ударил лицом в грязь. Что говорить, джигит.
Ловкость, с какою Казгирей расправился с бараньей головой, привела в восхищение даже Инала. Нет, ему не хотелось обижать гостей в своем доме, и он был рад веселому застольному разговору, ему приятно было видеть за своим столом гостей, лестно было щегольнуть перед ними красотой своей жены, ее изяществом, благовоспитанностью, умением угостить вкусно и тонко. Ему не хотелось причинять неприятности Вере Павловне. Все это так, и, может быть, именно поэтому он злился еще больше, когда кто-нибудь вступал с ним в спор и в пререкания в присутствии Веры Павловны.
И Казгирей и Астемир понимали это, и сами не возбуждали больше опасных разговоров.
По-другому повел разговор и Инал. Он говорил:
— Некогда ждать, дорогой Астемир. Могучий ветер гонит нас в спину. Мы, может быть, и предпочли бы идти шагом, но ветер заставляет ускорять шаг. Бежать. Сухое дерево может еще долго скрипеть, а нам с вами надо на его месте новый сад посадить. Что остается делать? Выкорчевывать — и только.
— Позволь мне рассказать тебе балкарскую легенду, — спокойно сказал Казгирей.
— Просим, просим, — захлопала в ладоши Вера Павловна.
— Ворон летит, — начал Казгирей, — а по скалам за ним тень. Люди уклоняются от этой тени, несущейся по скалам, по земле. Люди знают: не миновать беды тому, на кого упадет тень ворона...
С большой выразительностью Казгирей рассказал легенду. Слушая ее, Инал мрачнея и, когда Казгирей кончил, сказал:
— Это хорошо, что ты, Казгирей, поглядываешь на небо. Но не все видят одинаково — одни видят черную птицу, другие — солнце. Еще и то помни: чем выше взлетает птица, тем бледнее от нее тень. Если у меня есть душевная сила, которая может поднять меня, то я хочу, чтобы вместе со мной поднялись и другие. Если у меня есть ум, я хочу, чтобы моя мысль принадлежала моему народу. Я весь принадлежу народу и партии, и тот, кто ненавидит меня, тот ненавидит мой народ и мою партию, тот, кто целится в меня, тот целится в Советскую власть, в партию. Но еще посмотрим, кто выстрелит первым! По-старому говоря, аллах дал мне жизнь, мысль, цель, а значит, и право первого выстрела. Ты, Казгирей, знаешь это поверье. А у меня одна цель — благо народа. Тот, кто помогает мне, помогает народу... Вот как понимаю я свой идеал. И пусть все это помнят! Вот почему я хочу быть птицей высокого полета, птицей, способной идти в голове стаи.
— Право первого выстрела... «Мир — это я», — седым князьям сказал он...» Неново, — в сердцах проговорил Казгирей. — Это все сказано в «Шах-наме». И право и суд — все принадлежит тебе? Ну а если я вижу, как течет народная кровь, и не вижу, чтобы это тебя беспокоило?
— Валлаги, дорогой Казгирей, мы все видим, не один ты видишь кровь. Но всегда ли ты видишь ту кровь, которой жив народ? И партия сейчас в борении истекает кровью. Мы знаем, что пока и партию Не назовешь единой. Давно ли стряхнули троцкистов? Давно ли слыхали мы от нашего вождя о правой опасности? Давно ли вождь учил нас: партия — это не собрание фракций? И не потому ли партия призывает к самокритике и устраивает чистку? Вот, слава аллаху, с нами вместе за одним столом сидит председатель комиссии по партийной чистке. Мы верим его совести. Мы все встанем перед народом, и пускай люди скажут: кому они доверяют, кого хотят видеть впереди. Можно не сомневаться, что подадут голос и те, на кого упала тень ворона, но впереди никогда не будет тот, на кого упала тень ворона, ни он, ни самый ворон. Впереди будет тот, кто осенен светом молодости... Я тоже расскажу одну притчу, хотя вы все ее знаете. Кстати, эта притча, вернее, примета народная, как-то отвечает на твою, Казгирей, балкарскую легенду. У нас, в Кабарде, как по всему Востоку, издавна привыкли к тому, что Новый год начинается не среди зимы, как в России, а в двадцатых числах марта. Поэтому и выходит так, что если первый месяц весны нарождается светлым, зеленоватым, то люди думают, что год обещает быть плодоносным, урожайным. И вот, когда я вижу этот зеленый полумесяц, я знаю: в жизни народа наступает новое, и оно должно быть светлым и благоденственным. Иди и ты, осененный этим светом. Этот зеленый свет полумесяца дано видеть не всем, а только тому, кому покоя не дают думы о пахоте, об урожае. Беспокойный пахарь в зеленом свете полумесяца видит весь год трудов, и он спешит запахать землю, пока с полумесяца не сошел цвет зелени, этот цвет пахарь должен перенести на поля. Я тоже пахарь, глядящий вперед, думающий о труде людей, о целой эпохе, и моя уверенность в завтрашнем дне неодолима... Инал чувствовал убедительность своих слов. Не давая опомниться собеседникам, он продолжал:
В романе — «Восход луны» — Алим Кешоков рассказал о сложностях современного арабского мира, о столкновениях пережитков прошлого с прогрессивными силами. Это — роман политический. И одна из главных его тем — палестинская проблема. Агрессоры пытаются лишить палестинцев их национальных святынь, их истории и даже родных земель. Роман А. Кешокова «Восход луны» — взволнованное произведение о борьбе палестинского народа за свои человеческие права, за свою национальную независимость. Публицистический пафос романа вызывает у читателя чувства гнева и сострадания, гуманности и справедливости.
В романе отображен героический период в жизни родной автору Кабарды — лето — осень 1942 года, когда фашисты рвались к Кавказу.Тема произведения — мужество, стойкость, героизм народа, проявленные в тяжелые дни немецкого наступления.
АЛИМ КЕШОКОВВероятно, человек этот уже много лет не садился на коня, не держал в руке молнию клинка. И все-таки, когда думаешь об Алиме Кешокове, народном поэте Кабардино-Балкарии, образ всадника неотступно преследует тебя. И не потому только, что этот образ присутствует едва ли не в каждом произведении писателя, будь то поэма, коротенькое стихотворение, пьеса или большое прозаическое полотно. Это можно было бы отнести на счет сыновней дани горца традиционным мотивам. Но в творчестве Кешокова образ всадника надобно понимать и глубже и шире: это вечное, и притом стремительное, как бег скакуна, движение, без которого ни сам поэт, ни его герои, которым автор доверительно сообщает самые сокровенные думы свои, попросту немыслимы.До Октября, как известно, кабардинцы не имели своей письменности.
Разнообразие природных ландшафтов Ростовской области, богатства ее недр и вод, животного и растительного мира — тема этой книги. Рассказывая о донской природе, авторы знакомят читателя с проблемами ее охраны, мерами восстановления, с задачами, которые в связи с этим встают перед наукой, производством, каждым жителем области.Рассчитана на массового читателя, в том числе на старшеклассников, на всех, кому дорога природа родного края.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.